Я пробыл под замком уже неделю, которая показалась вечностью. И это было только началом. Кто знает, сколько мне еще предстоит провести взаперти? Сколько дней, месяцев, лет? 'Лет' прозвучало уж очень зловеще, я поежился. Впрочем, просидев столько дней в неотапливаемой камере, я перестал так остро реагировать на холод. Становлюсь белым медведем.
С такими мыслями я снова впал в забытье, уснул или задремал, не знаю. Проснулся от звука отпираемого замка.
— На выход с вещами, — сообщили мне.
Я вскочил с койки, часто моргая и пытаясь проснуться. Потом осмотрелся в поисках 'вещей', но все мое имущество отобрали еще неделю назад, все остальное мое было на мне. Поэтому я просто вышел из камеры, гадая, куда меня решили отправить.
Каково же было мое удивление, когда в конце коридора я увидел улыбающееся лицо Колобка, светящегося как лампа от удовольствия.
— Я же говорил! Говорил! — лучился он от самодовольства. — Выпустили-таки! Выпустили под залог до суда. А на суде мы еще повоюем.
— Спасибо, — искренне сказал я.
Меня выпускают! Выпускают! Пусть временно, но свобода! Свобода!
Я просто не верил своему счастью, не решался поверить. Но это была правда.
После оформления всех надлежащих документов, мне вернули мои вещи, изъятые при задержании, и проводили до выхода.
— Я не прощаюсь, — сказал мне Колобок, дойдя со мной до дверей, — вот тебе моя визитка, — он сунул мне в руки кусочек глянцевого картона. — Если что-то вспомнишь, что может помочь делу, свяжись со мной. Если нет, я сам с тобой свяжусь через Алексея, — он шутливо отдал честь и убежал прежде, чем я успел хотя бы рот раскрыть. Ну и дела.
Я вышел на улицу, кутаясь во вновь обретенную куртку, щурясь от яркого солнца. Было холодно, но я почти не почувствовал холода, потому что ко мне тут же подскочили и сгребли в объятия.
— Оксана, — выдохнул я, — что ты тут делаешь?
— Что-то, — она притворно обиделась, — встречаю узника, что же еще. И, между прочим, не я, а мы.
Я проследил за ее взглядом и широко распахнул глаза от удивления. В конце подъездной дорожки стоял Алексей Дмитриевич, опершись на капот своего автомобиля. Он приветственно поднял руку.
— Ну вы даете! — ахнул я.
Оксана весело подмигнула мне и потащила за руку к машине.
— Поехали-поехали, — приговаривала она, — а то Дима заждался.
— Алексей Дмитриевич, вы-то что тут делаете? — спросил я, едва мы приблизились. — Как Сережа?
— С ним все хорошо, садись, — он направился к водительскому сидению. — Он сейчас с бабушкой.
— А… а Олеся? — я уселся на переднее сидение, Оксана забралась сзади.
Бендин немного помрачнел.
— Она с ними. Повезло, ее мать ее не видит, так что не пришлось ничего объяснять.
— Повезло, — эхом повторил я.
— Сейчас вас подкину и поеду к ним.
— А вы Сережу врачу показывали? У него же был такой стресс, шок…
Бендин улыбнулся.
— Не паникуй. У психолога мы были. С Сережей все хорошо. Он уже отдохнул и чувствует себя гораздо лучше. Проблема в том, как объяснить, что его мамы больше нет.
— Он ее видит?
Алексей Дмитриевич покачал головой, и я вздохнул с облегчением. Лучше уж сразу приучать ребенка к мысли, что мама не вернется, чем позволить ему привыкнуть к полупрозрачной матери, а потом отобрать и ее.
— Поехали, — сказал Бендин, трогаясь с места и давая понять, что этот разговор сейчас ни к чему.
Я не стал возражать.
Как и обещал, Бендин довез нас до подъезда Диминого дома, отказался от предложения Оксаны попить чай, и уехал, пожелав нам всего хорошего.
— У тебя чудо, а не учитель, — сказала Оксана, когда мы входили в лифт.
— И все его проблемы из-за меня, — добавил я.
Оксана очень серьезно посмотрела на меня.
— Это. Не. Твоя. Вина, — строго и с расстановкой сказала она. Я смотрел на нее из-под опущенных бровей. — А сейчас ты натянешь на свое лицо улыбку и не будешь расстраивать Диму. Хорошо?
— Хорошо, — со вздохом согласился я. И мы вошли в квартиру.
— Ты наверно голодный?
По правде говоря, аппетита не было. Но, судя по интонации, Оксана что-то приготовила, и ей нее терпелось продемонстрировать свой кулинарный талант.
— Голодный, — сказал я, натягивая на свое лицо как можно более натуральную улыбку.
— Отлично, — я был прав, она обрадовалась. — Тогда иди, приводи себя в порядок, я все приготовлю.
— А Дима?
Мне не терпелось увидеть его, чтобы воочию убедиться в том, что с ним все в порядке.
— Ну ты же не пойдешь к больному в таком виде? — она скептически смерила меня взглядом.
Я опять был вынужден признать ее правоту. Выглядел я не лучшим образом и пах соответствующе.
И я поплелся в ванную.
Горячий душ сделал свое дело, и я немного расслабился. Раньше не замечал, что горячая вода смывает чувство вины. Может быть, она и смыла его не окончательно, но мне сделалось гораздо легче.
Я отправился в комнату, которою на этот раз реально воспринял, как свою, и переоделся.
— Поздравляю, — раздалось в комнате как раз в тот момент, когда я запутался в вороте водолазки.
Проклиная всех на свете и чертыхаясь, я, наконец, выпутался из плена кофты.
— Тьфу ты! — я злобно уставился на Илью. — И стоило так пугать!
— Прошу прощения, — галантно извинился он.
Демон выглядел как всегда безупречно, и мне было чертовски сложно представить его конюхом, которым он был два века назад. Вспомнив о том, какая нелегкая судьба выпала ему и Жанне, я несколько смягчился и перестал злиться.
— Что ты хотел?
— Так, посоветоваться. Пока ты был в заключении, твой ангел так опекал тебя, что я не стал пытаться с тобой поговорить.
— Избегал ее, значит? — заключил я.
Илья внимательно посмотрел на меня, чуть прищурившись, словно спрашивая, как много я знаю.
'Я знаю достаточно' — ответил мой взгляд.
— Однако, — пробормотал Илья, ни капли не смутившись. — Ну, пусть так. Если Жанна тебе настолько доверяет, тем лучше. Значит, я в тебе не ошибся.
— Так зачем ты пришел? — все еще не понимал я.
— Поговорить о проклятии, о котором в последнее время вы с Березиным совершенно забыли.
— Это моя вина, — тут же бросился я защищать Диму.
— Это не меняет суть дело, — Илья предупредительно поднял руку. — Успокойся, никто пока не собирается обижать твоего Березина.
Я смутился.
— Так что с проклятием? Вы-то все это время не забывали о нем.
— Мы все еще исследуем материю проклятия. И вот какая штука случилась. Когда Мохов выстрелил в Березина, материя проклятия утончилась.
