Его глаза влажны. Илья треплет его по голове.
— Ещё увидишь, зайка. Закончим работу — я тебе всё покажу.
— Ты сильно рисковал, когда вышел взглянуть на лянчинцев, — говорю я. — Война грядёт. Ты ведь понимаешь, что тебя не убили по чистой случайности?
— Это правда, — сказал Илья. — Я же тебя просил…
Кирри опускает ресницы.
— Не ругай его, — говорю я Илье. — Ты вышел посмотреть на воинов, Кирри, да? На «людей земных», не таких, как мы, обычных? Ты скучаешь?
Слеза соскальзывает из уголка глаза. Кирри стирает её кончиками пальцев, отвернувшись от Ильи. Молчит.
— Боишься, что Илья сочтёт тебя неблагодарным? — продолжаю я. — Любишь его, интересуешься его работой — но тоскуешь?
Кирри поднимает взгляд. Слёзы текут уже откровенно.
— Я неблагодарный, — говорит он хрипло. — Я люблю Илью, да, но я так тоскую по людям… Я никогда не стану взрослым.
— Это почему? — искренне удивляется Илья. Поворачивает голову Кирри к себе. — Ты во Времени, тебе уже почти восемнадцать. Ты уже, можно сказать, взрослый. Ты чего ревёшь, не надо плакать, зайка…
— Нет, — медленно говорит Кирри. — Я, как ты сказал, «дитя». И всегда буду «дитя». Я всегда буду исполнять приказы взрослых. Настоящих. Ты не такой, как взрослые люди земные, ты почти божество… с тобой легче, потому что ты — не человек. Я всегда буду выполнять твои приказы… Но иногда мне хочется умереть.
Илья ошарашен.
— Прости, старина, — говорю я. — Кирьку я у тебя забираю. А ты — связывайся с орбитой, здесь пора сворачивать работу и консервировать оборудование. Рассекреченный объект.
— Слушай, Николай, — говорит Илья, — ты себя ведёшь, как средневековый тиран! Профессиональная деформация личности?
— Кирри, — говорю я, — пойдёшь со мной? С воинами? Обратно к людям?
Ух, какое лицо! Неземное сияние надежды!
— Илья не захочет… Да, я пойду.
— Тебе ведь придётся всё забыть, — говорю я жёстко. — Обратно, в свой век, дикий и непростой. Ни чистоты, ни сладостей, ни лекарств от всего на свете…
Кирри качает головой.
— Я много понимаю, — говорит он. — Есть вещи, которые не надо забывать. Я могу лечить людей… и я хочу рассказать о старых костях. Как легенду — ведь так можно? Но если ты запретишь — я промолчу. Просто — вернусь домой. Там — мой дом.
Илья смотрит на Кирри отчаянными глазами. Плохо дело.
— Собирай вещи, — говорю я Кирри. — И сними эту футболку, она мне не нравится. Я потом проверю, что ты взял.
Кирри вспыхивает изнутри, кивает, убегает. И я спрашиваю:
— А что общего между QH-хромосомами нги и XX-хромосомами земной женщины, а, господин палеонтолог?
— До третьего месяца… — начинает Илья и перебивает сам себя. — Ну какого, скажи, какого ляда ты его сманил?! Он — талант же! Что ему делать в этих ваших тёмных веках?! Знаешь, ни одна женщина бы не отказалась от нашей жизни — чисто, спокойно, благополучно, всё для неё и всё для ребёнка, если будет ребёнок… Я бы забрал её…
— Илья, — говорю я тихо, — ты понимаешь, что шансов нет?
— Земля же, — говорит Илья беспомощно. — Гормональная терапия… генетическое программирование… даже искусственное оплодотворение… она была бы счастлива… Я бы всё сделал, чтобы она…
— Нет, — говорю я.
— Я же видел его анализы на уровень гормонов! Он ниже уровня местного альфы, намного! Всё равно Кирька будет женщиной! Да он, в сущности, и так… почти… ты видел…
— Нет, — говорю я. — Он хотел, чтобы его убили люди его народа. Чтобы не мучиться с нами. Конкретно — с тобой. Он до сих пор не сбежал только потому, что он тебе обязан.
— Кирька меня любит, я уверен, — говорит Илья упавшим голосом.
— Да, — говорю я. — Как того, кому обязан жизнью. Хочешь, чтобы возненавидел, как насильника?
Илья зажмуривается и трёт виски.
— Лучше помоги мне собрать хорошую аптечку, — говорю я. — Она мне очень пригодится. Нельзя так смотреть на ксеноморфов, Илья, прости.
Он садится. Смотрит в пол.
— Собирай сам. Не могу. Что ж ты сделал, этнограф… будь ты неладен…
И тут в комнату влетает Кирри. Быстренько собрался. Вместо пластиковых заколок — ленточки, вместо КомКоновской футболки — простая чёрная. На шее — шнурок, на котором висит просверленный окаменевший панцирь доисторического жука. Кирри босой. Из вещей у него при себе — только обсидиановый нож.
И говорит:
— Прости меня, Илья. Я собрался, Николай. Можно идти.
* * *
Не то, чтобы Ри-Ё не поверил Учителю. Он поверил, просто не умел верить слепо.
Учитель мог ошибаться. Ему могли солгать. Тот, ведьмак под горами, мог оказаться чернокнижником или ещё какой-нибудь злобной мерзостью — Учитель редко принимал во внимание саму возможность зла.
И Ри-Ё не мог спать.
Анну, которого после драки в Хундуне хотелось называть Уважаемым Господином Анну, тоже не мог спать. Сидел у крохотного костерка, даже не отмахивался от ночной мошкары, смотрел в еле живой огонёк. Думал о Господине Ча, тут и спрашивать не надо. Наверное, ещё о будущем походе, о том, как там всё сложится, в южной столице Чангране — но уж точно о Господине Ча тоже.
Возможно, без Господина Ар-Неля Уважаемому Господину Анну будет гораздо тяжелее победить.
Ри-Ё не заметил, когда Господин Ча пропал и что с ним случилось. Он и синих стражей не видел — не обратил внимания. Глазел на всякую ерунду — он не наблюдателен, вот что. Для настоящего солдата это нехорошо. Таким цепким и оказывающимся в нужном месте в любой нужный момент, как Кору, Ри-Ё, похоже, никогда не стать.
И, вдобавок, пока не получалось стряхнуть с себя смерть смазливого лянчинца, меч, вошедший ему между рёбер, тускнеющие глаза его, в которых, кроме боли, уже ничего не было — ни глупости, ни злости, ни похоти, ни мерзкого любопытства… Тяжело убивать людей, даже последних мерзавцев. Хорошо, что тут же вспоминалась и маленькая женщина у Учителя на руках — золотисто-смуглая, как все южанки, с громадными глазищами агатового цвета. Никогда не была она солдатом. Вот Лотхи-Гро и Нодди — военнопленные, сразу видно, а та крохотная женщина, совсем молоденькая, точно солдатом не была. Какие-то гады забрали из разрушенного города ребёнка, только-только вступившего во Время — видно же. Если так — то поделом сволочам.
Жаль, что Ри-Ё никогда не увидит малыша, который у неё родится. Было бы здорово подарить ей крохотный ножик на красной ниточке, для защиты ребёнка от зла — но ещё неизвестно, что будет завтра, и можно ли загадывать на такие дальние времена…
А Лотхи-Гро очень Ри-Ё понравилась. Она была сильная и весёлая, не красавица — но хотелось улыбаться в ответ на её улыбки, даже сейчас, когда лицо её разбито и старые раны мешают ей двигаться быстро. Ри-Ё мазал её раненое колено бальзамом Учителя Ника, тем самым, которым Учитель ему самому лечил раны — и ей тоже явно помогло: на верблюда Лотхи-Гро взлетела, как ласточка.
