Великаны, повинуясь барабанному ритму, сделали еще шаг.
В эту самую минуту распахнулись ворота Аднора, тамошний граф, плохо понимая, что происходит, решил, что пришел удачный момент для вылазки.
— Приготовится! — визгливо крикнула Глоада магикам и солдатам, которые находились в ее распоряжении.
Стрелки подняли луки. Те из чародеев, кто вооружился луками, наложили толстые черные стрелы. Те, кто управлял неупокоенными, занесли ладони над барабанчиками.
* * *
Аднорский граф не стал мудрить, а просто повел городское ополчение за стены. Люди выходили в ворота колонной по трое и выстраивались поперек дороги. Осаждающие не приближались, чтобы не попасть под обстрел со стен, поджидали в стороне. Горожане с тревогой поглядывали на замершие ряды рослых черных солдат и торопливо занимали места в боевых порядках. Всего их было около четырехсот человек — цеховое ополчение и солдаты графа. Выстроились и двинулись к противнику. Шагали не спеша, им было обещано, что, пока они станут готовить атаку, кавалерия ок-Линвера доберется на подмогу. Кавалерия не показывалась, и горожане маршировали медленно — чем дальше, тем медленней.
Наемники встретили их залпом. Под началом Глоады были лучшие стрелки, так что после первого залпа горожанам пришлось закрыться щитами.
Ополченцы сдвинулись в плотные шеренги и зашагали еще медленнее. Стрелы летели все гуще — по мере того, как ванетцы приближались, наемники били уверенней. Колдуны, вооруженные луками, пока не стреляли. Их снаряды летели не так далеко и уж конечно не так метко, поэтому чародеи не хотели тратить магические стрелы впустую.
Когда до надвигающихся горожан оставалось около пятидесяти метров, шестеро колдунов подняли луки, прицелились… Действие черных стрел оказалось неожиданно мощным. Там, куда угодили снаряды, людей смело наземь, щиты вырвало из рук, а от грохота заложило уши. Действие заключенных в стрелы заклинаний напоминало удар дубины — но направленный во все стороны одновременно. Жители Аднора не могли знать, что имеют дело с наследством Проклятого Принца. Это заклинание так и называлось — «дубинка Гериана», его изобретение приписывалось великому чародею древности.
Удар черных стрел никого не сразил насмерть, била дубинка Гериана довольно мягко, но многие оказались покалечены при падении, кому-то собственный щит, увлеченный нечеловеческой силой, врезал в лицо, кто-то поранился своим же топором. Еще больше, чем ударная сила заклинания, аднорцев поразил страх перед незнакомым оружием. К тому же, когда строй нарушился, и стена щитов рассыпалась, стрелы наемников собрали свой урожай. На близком расстоянии их оружие оказалось весьма действенным.
Колдуны не стали повторять залп и ударили в барабанчики. Строй зомби зашевелился, перестраиваясь в клин. Поскольку маршал, обычно возглавлявший атаки самолично, нынче отсутствовал, его место занял один из магиков. Шесть чародеев в матово блестящих латах, усиленных магией, образовали острие клина, зомби выстраивались за ними. Горожане не стали дожидаться удара черного клина, повернулись и бросились вспять, бросая тяжелые щиты. Граф пытался удержать их, но тщетно. Горожане мчались к воротам, стремясь успеть в узкий створ раньше товарищей. С графом осталось два десятка его солдат, да и те нервно озирались, поглядывая то на бегущих ополченцев, то на клин мертвых солдат, который вот-вот должен был прийти в движение.
Надо отдать должное графу и его людям — они мужественно прикрывали отход соратников, то есть, подобрали брошенные щиты и пятились, пока проход в воротах не освободился — тогда они с чистой совестью поступили так же, как ополченцы — то есть бросили щиты и пустились наутек.
Глоада хрипло рассмеялась, Дрендарг в клетке у ног хозяйки протяжно свистнул.
— Ха! — воскликнула принцесса. — А командовать в сражении совсем не такая уж хитрая штука. Жаль, что я не пробовала раньше. Они бегут, бегут!
Далеко позади, за спиной болотницы, имперские солдаты также бежали. Напуганные железными гигантами они повернули коней и мчались прочь, боясь даже оглянуться. Миновали гвардейцев, где старик ок-Линвер тщетно приказывал остановиться, потом едва не потоптали собственную пехоту, промчались по брошенному лагерю, опрокидывая палатки и расшвыривая холодные угли костров… они будут скакать еще не меньше получаса, пока уставшие кони не остановятся, тяжело водя боками и роняя огромные клочья пены…
ГЛАВА 31 Океан, западней Энмара, затем — западней Мокрых Камней и Легонта
Викинги поставили парус и после этого занялись ранами. В схватке пострадали почти все — кто более серьезно, кто менее. Из северян один только Рогли отделался синяками — похоже, покрывавший этого детину слой сала хранил лучше всякой брони.
У Ингви было задето бедро, Карикан ранен в левое предплечье — вражеское лезвие скользнуло по оковке щита. Аньг, который дрался отважно и даже, можно сказать, свирепо, снова впал в апатию, Поскольку он был покрыт кровью, то с первого взгляда могло показаться, что юноша пострадал больше всех. Но когда Ннаонна заставился Аньга раздеться, чтобы прополоскать рубаху и брюки, оказалось, что парень даже не задет. Сама девушка тоже не пострадала — она, как обычно вертелась и скакала в драке настолько быстро, что враг не поспевал нанести удар.
Тонвер кряхтел, держался за бок и хныкал, что, мол, истекает кровью. Дунт получил несколько неглубоких царапин, но не жаловался, а бранил приятеля, которому, по его словам небольшое кровопускание только на пользу.
— Однажды блаженный Эстуал, возвращаясь с пиршества у некоего благородного господина, оступился, упал в овраг и сильно повредил ногу, — невозмутимо ответил Тонвер. — Выбравшись на дорогу, он поколотил осла, потому что ему больно, а животное не пострадало. После этого мучались от ушибов оба, и Эстуал счел это справедливым. Ночью великому праведнику и гонителю демонов, прошу прощения, ваше величество, приснился сон, будто осел говорит человеческим голосом: вот ты, хозяин, на пиру ел вкусные блюда и пил сладкое вино, стал грузен и опьянел, потому и свалился в овраг. А я, пока тебя угощали, довольствовался соломой и вонючей влагой из корыта для скотов, потому остался трезв и не споткнулся. Будь и ты воздержанней, то остался бы цел, да не бил меня, невинного. Наутро блаженный, пробудившись, снова поколотил осла, дабы тот не равнял себя, бессловесного скота, с мудрым, красноречивым и начитанным мужем. Понял?
— Ну и чего я должен был понять?
— А то, что не равняй себя со мной. Что тебе на пользу, кровопускания или, там, колотушки, то мне, смиренному подвижнику, не к добру.
