Карета, что ждала у крыльца, отвезла меня домой. Карман моего сюртука оттягивал кошелёк с серебряными монетами — разговор закончился гораздо лучше, чем я ожидал. Но только время покажет, что сулит новое знакомство. Складывалось ощущение, что она желает «приручить» меня, а я до сих пор не знал, что у неё за талант, и сколь сильна эта женщина. В любом случае, следовало налечь на тренировки, ведь только благодаря магии я в этом мире что-то собой представлял и мог диктовать кому-то свои условия.
Я прошёл подворотню, как вдруг за спиной раздался знакомый голос.
— Смотрю, ты уже познакомился с ней? — архонт Хаос, появившись, как всегда, из ниоткуда, и быстро поравнялся со мной. — Ну это даже хорошо.
— Ты тоже её знаешь? — удивился.
— Разумеется, я её знаю. Или, исходя из моих слов, можно сделать другой вывод?
— И я подозреваю, у тебя есть, что рассказать?
— Не здесь. Поднимемся.
Интерлюдия 5. Мария Акимова
Когда отец пришёл со службы, Маша с первого взгляда поняла, что дела плохи. Вчера, после того как Аристарх Михайлович покинул эту квартиру, папенька весь вечер находился в расстроенных чувствах, был молчалив, а потом и вовсе заперся в своей комнате. Маша сильно переживала за него и ощущала вину, понимая, что сама довела отца до такого состояния.
Сегодня же на нём и вовсе лица не было, словно случилась великая трагедия. Отец и так обладал невысоким ростом и худощавым телосложением, а теперь он выглядел ещё меньше, сжавшись, как побитый пёс, хоть это сравнение Маше даже в мыслях казалось кощунственным.
— Горе мне, — пробормотал отец. — За что мне такая напасть.
Он уселся за стол.
— Ирина, пойди в свою комнату, — сказал он тихо, и младшая сестра, не задавая вопросов, удалилась в спальню, закрыв за собой дверь.
Маша поняла, что разговор предстоит серьёзный.
— Что-то случилось? — спросила она.
— Горе мне, — повторил папенька, снимая очки и кладя на стол. — Аристарх Михайлович задавал вопросы. Нехорошие вопросы. Что он теперь обо мне подумает? Что подумает о нашей семье? Какая у меня будет репутация? Меня понизят, если вообще не выгонят, как человека неблагонадёжного. И всё из-за твоих разговоров… Ну как у тебя ума-то хватило говорить о таком… при столь уважаемом госте?
Вчера, когда Аристарх Михайлович явился на ужин, Маша, как и советовал Алексей, принялась рассуждать о вещах, которые её беспокоили. Например, о том, что не должно за одну и ту же работу женщинам платить меньше, чем мужчинам, или о том, что трудовой день на предприятиях не нормирован, а жалование рабочих не растёт, хотя еда дорожает. Политических тем она, разумеется, не касалась — говорила лишь то, что можно было услышать в Петербурге на каждом углу.
Аристарх Михайлович явно такого не ожидал. Он слушал Машу с показным удивлением, качал головой и даже что-то пытался возразить, но Маша задавила его аргументами. Он ей сразу не понравился. Во-первых, ему было уже за сорок, во-вторых, был толстым и имел непривлекательную внешность. Маша содрогалась от отвращения, думая о том, что ей придётся быть с ним. В-третьих, она любила Алексея, и даже не представляла, как сможет жить без него. Ну и в-четвёртых, она имела совсем другие планы на будущее, и ей претила сама мысль стать женой престарелого чиновника.
— Может быть, не понизят? — осторожно спросила Маша. — Вы же ничего не говорили. А я…
— А это ведь была такая удачная партия… — вздохнул папенька, не дав дочери договорить, — превосходная пария. Это было твоё будущее! — воскликнул он с горечью. — Наше будущее. Куда мне податься под старость лет? А вам куда пойти? Что станет с тобой и Ириной? Я же за вас радею. Вы — единственное, что у меня есть. И ты вот так себя ведёшь… — отец сокрушённо покачал головой. — Совсем не то у тебя на уме, совсем не то… И откуда у тебя такие мысли? Татьяна тебе забила голову? Али ещё кто? Я даже не знаю, что и думать… С кем ты повелась? От кого набралась этих нелепых идей?
— Простите, папенька, но я считаю, что вчера я говорила абсолютно верно. И я не желаю выходить замуж. Я работаю, я хочу строить карьеру, я…
— Довольно! — отец стукнул ладонью по столу. — Хватит с меня. Много попустительствовал я твоим прихотям, и вот к чему это привело. С этого дня запрещаю тебе ходить в гости к Татьяне… или куда ты там ходишь. Запрещаю задерживаться допоздна. А дабы быть уверенным, что мой наказ будет исполнен, найму для тебя компаньонку. Хватит одной по улицам шастать. Неприлично это молодой девушке. А уж по гостям ходить одной — и подавно неприлично.
Глаза Маши округлились. Компаньонку? Отец хочет нанять пожилую женщину, которая постоянно будет таскаться с ней на работу? Но это же фактически домашний арест! Маша понял, что больше не сможет пойти к Трубецкому и, что самое ужасное, она больше не встретится с Алексеем. И от осознания этого, ей стало плохо.
— Папенька, прошу… Я не буду такие речи больше вести, — взмолилась она. — Я исправлюсь, клянусь. Только зачем мне компаньонка…
— А затем, что неприлично. Не желаю, чтобы моя дочь позорила своё и моё имя. И довольно об этом!
К горлу подкатил ком. Маша вскочила из-за стола и бросилась в комнату, где сестра читала книгу. Не обращая на Ирину внимания, Маша села на кровать и, закрыв лицо руками, зарыдала.
Глава 22
— Может, чаю? — я уселся за стол, архонт расположился напротив. Вокруг него клубилась дымка, которую я заметил только здесь, в комнате.
— Зачем? — не понял Хаос.
— Так принято у нас. Ладно, ты мне хотел что-то рассказать?
— Я уже дал понять это, какой смысл спрашивать снова?
Я пожал плечами.
— Она — не человек, — произнёс Хаос, — по крайней мере, по своей коренной природе. Она — обитатель стихийного мира, архонт… бывший. Сто лет назад она приняла телесное обличье, и с тех пор вынуждена существовать в этой форме, поскольку вернуть свой истинный вид такие, как она, уже не способны. Мы презираем подобных ей существ. Эти ничтожества выбрали гнить в вашем ущербном мире, позарившись на мимолётные удовольствия. Что может быть постыднее для архонта?
— Странно, что ты посчитал важным рассказать мне об этом.
— Я хочу предупредить. Она попытается войти в доверие, но ты не должен проболтаться о том, что я помогаю тебе. Это важно!
— За кого меня принимаешь? Я не болтаю обо всём подряд с кем попало. А что, собственно, за секретность? Может, пора меня уже просветить? Я тут, значит, подписался тебе помогать непонятно в чём, а ты только нос воротишь от моих вопросов. Хотелось бы конкретики.
Архонт важно кивнул.
— Давным-давно, после первого сошествия и грядущей за этим войны за Землю, — произнёс он, — архонты всех областей заключили на века договор, по которому никто из нас не имеет права вмешиваться в дела вашего мира. А я, как видишь, косвенно пытаюсь влиять на события.
— Зачем?
— У меня есть цель.
— Ну это, допустим, я сразу понял. Хотелось бы конкретнее.
— Мне повторить дважды?
— Ты сказал, что хочешь процветания школы тёмной стихии. Тебе-то на кой? Я в толк не возьму. Ты презираешь людей, презираешь этот мир…
— Ты не желаешь получить силу? Единственное, что возвысит тебя над остальными, что продлит твои дни и уравняет с поставит на одну ступень с обитателями стихийного мира? Я желаю даровать тебе это, но ты постоянно раздражаешь меня дурацкими вопросы. Если ты настолько глуп, можешь отказаться. Я уйду, и ты меня не увидишь больше никогда. Мне вовсе не доставляет удовольствие сидеть тут и разжёвывать прописные истины. Люди из Синода заставят тебя работать на них, бить личинок, и вероятно, даже позволят дорасти до первого ранга и получить какой-нибудь важный чин. Если тебя устроит такое существование — пожалуйста. Я предлагаю больше: свободу и силу. Выбирай. Если ты намерен похоронить свой талант, не считаю нужным возиться с тобой.
— Что ещё за личинки?
Архонт промолчал, сверля меня своим острым взглядом, затянутым чёрной поволокой.
