В предлагаемой вниманию читателей книге на примерах вымышленных действующих лиц и ситуаций показываются реальные противоречивые процессы, происходившие во внутрицерковной жизни в Центральной России в 1968-1991 гг. Художественный текст перемежается с историческими справками о реальном положении Православной Церкви в России в этот период. Основная идея повестей та, что Церковь является тем местом, где, несмотря на неблагоприятное воздействие внешней среды, возможно не только сохранение веры и личности человека, но и его преображение.
Алексей Александрович Федотов
СВЕТ ВО ТЬМЕ
Исторические повести
Содержание
Собор
Свет, тьма и тень
Преображение
Все исторические сведения о положении
Русской Православной Церкви в советской России
соответствуют действительности. Информация об
исторических личностях, названных своими именами, основана на документах и исторических
исследованиях. Место действия и действующие лица – вымышленные; любое совпадение с реальными
людьми и событиями является случайностью.
СОБОР
Глава 1.
Во дворе Богоявленского собора этим жарким июньским днем 1968 года было на редкость многолюдно. Через час сюда должен приехать новоназначенный управляющий Петровской епархией – архиепископ Феодор, и всем интересно посмотреть на нового владыку. Большую часть толпы составляли пожилые женщины, значительно меньше было старичков с окладистыми бородами. И уж совсем немного людей средних лет. Несколько особняком с необычайно важным видом стояли семь старушек в одинаковых белых платочках и черных халатах из саржи. Это соборные уборщицы. Они считали себя представительницами более высокой по сравнению с остальными прихожанами касты, а старшая уборщица – Лиза – была настолько важной особой, что даже входила в «двадцатку». Восьмая уборщица по неизвестным причинам не пользовалась привилегией ношения белого платка и черного халата. Она облачалась в цветастый полушалок и серый балахон. Сама она объясняла всем желающим ее слушать и тем, кому до нее дела и вовсе не было, что хочет и внешне и внутренне выглядеть «посмиреннее». В ее обязанности входило мытье соборных туалетов, за что все звали ее «туалетной Валей».
В притворе стояло все соборное духовенство, кроме настоятеля собора, который вместе со старостой должен был первым встретить архиепископа – пять священников, протодиакон и два диакона. Они уже больше получаса стояли в полном облачении в невыносимой духоте, а до приезда нового архиерея оставался еще час, и неизвестно еще, сколько времени он будет обращаться к народу, а может, еще захочет служить молебен. Члены «двадцатки» в большинстве своем собрались в канцелярии и оживленно обсуждали, что нового может принести назначение нового владыки.
– А ничего нового оно не может принести, – веско сказал председатель ревизионной комиссии Иван Фомич, угрюмый старик с изможденным морщинами пропитым лицом и все еще густым «ежиком» седых волос на голове. – Это для них, – брезгливый жест в сторону улицы, – он владыка, а для нас он ничто.
– Ну, это вы напрасно так легко смотрите,– возразила ему кладовщица Зоя. – Какие еще у него отношения будут с уполномоченным.
– А какими бы ни были, – стоял на своем председатель ревизионной комиссии. – Я-то с Тимофеем Ивановичем, считай, каждую неделю вместе выпиваю, вот ты и посуди, кто ему дороже: архиерей какой-то или я?
Он даже голову поднял вверх от сознания своей значительности. В это время дверь распахнулась, и в канцелярию вошли двое мужчин, один из которых так пошатнулся, что чуть не упал.
– Батюшки, – всплеснула руками старушка-бухгалтер Елена Филипповна. – Александр Николаевич, что это Лев Александрович так нажрался?
– Это же его обычное рабочее состояние, – весело ответил староста собора Александр Николаевич Береникин, крепкий и серьезный на вид мужчина лет пятидесяти. Трезвым помощника старосты Льва Александровича никто никогда не видел, пользы от него не было никому никакой, но по непонятным для всех причинам помощник старосты считался на хорошем счету и у уполномоченного, и в исполкоме. Александр Николаевич всерьез опасался его как возможного конкурента на место старосты. Лев Александрович был необычайно толстым отечным мужиком лет эдак под шестьдесят. Щеки практически закрывали подслеповатые поросячьи глазки, голову украшали жидкие белые, коротко постриженные волосы. В густой седой бороде, несмотря на то, что она была достаточно коротко пострижена, застряли остатки пищи (помощник старосты недавно пообедал). Одет он был в легкую безрукавную рубашку и белые парусиновые брюки, на ноги прямо без носков были обуты открытые сандалии. Несмотря на такую легкую одежду, пот ручьями струился по нему.
– Сашка, – вдруг грозно обратился он к старосте, – ты чего меня сюда привел? Ты ,что ли, будешь за порядком следить, когда столько народу здесь толчется?
– Да ты же устал, Лева, тебе выпить надо рюмочку – миролюбиво ответил ему Александр Николаевич. – Зоя, а ты чего стоишь?
– Твоя правда, тружусь аки пчела, – сразу подобрел Лев Александрович.
Кладовщица Зоя, которой подобное было не впервой, уже через две минуты принесла налитый «по рубчик» стакан водки и пару соленых огурцов. Водка исчезла мгновенно...
– Давай-ка еще одну, – повернулся он к Зое.
Выпив вторую «рюмку», он совсем подобрел и подошел к дивану.
– Я полежу, пожалуй, – добродушно объявил он. – А ты, Саш, пока посмотри там за порядком.
Через минуту Лев Александрович захрапел, а староста со смехом стал рассказывать присутствующим о его подвигах.
– Представляете, приходит ко мне сейчас отец Анатолий в кабинет, весь нервный. Я думаю: чего случилось? А наш Левушка уже с утра ужрался, начал порядок во дворе наводить. До какого-то интеллигента докопался, что тот якобы пьяный, и нехорошо в таком виде в общественное место приходить. И ведь выгнал мужика! А сам потом забыл, видимо, где находится, и прямо посреди двора хотел отлить. Ладно, что мы тут подоспели с отцом Анатолием. Я еле успел Леву до туалета довести. Хорошо, что он заснул, а то все же неудобно перед новым архиереем.
– Неудобно штаны через голову надевать, – мрачно возразил ему Иван Фомич, который хотел выпить и в глубине души жутко завидовал Льву Александровичу, но старался не подавать вида.
В этот момент дверь канцелярии опять открылась, и в нее заглянул настоятель собора архимандрит Анатолий. Это был красивый высокий начинающий седеть мужчина сорока пяти лет, с тонкими чертами лица.
– Александр Николаевич, пора идти, – мягко сказал он. – Как там, кстати, Лев Александрович, не плохо ли ему?
– Нет, отец Анатолий, ему хорошо, ему очень хорошо, – неожиданно доброжелательным голосом сказал Иван Фомич. – И впрямь надо выходить.
И все собравшиеся в канцелярии, за исключением громко храпящего помощника старосты, направились в сторону притвора.
…Богоявленский кафедральный собор был единственной действующей церковью в областном центре, носившем несколько деревенское для города областного значения имя Петрово. Все остальные храмы здесь использовались под нужды различных учреждений, а в большинстве своем и вовсе были разрушены уже несколько десятилетий назад. Петрово славилось революционными традициями, оно было молодым пролетарским городом, и «наверху» считали, что рассадники мракобесия здесь ни к чему. Впрочем, во время войны в отношении советского государства к Церкви наступил перелом. Причин тому было много. Перепись 1937 года показала, что больше половины жителей страны советов считают себя верующими. Война же способствовала выходу этой скрытой религиозности наружу. Кроме того, большую роль играла и позиция союзников СССР в антифашистской коалиции – Великобритании и США. В этой ситуации советскому руководству было не до борьбы с религией, и Церковь получила некоторое облегчение своего положения. Одним из следствий этого было открытие православных храмов, возобновление деятельности церковных административных единиц – епархий. В 1944 году возобновились богослужения и в Богоявленском кафедральном соборе, который незадолго до войны был закрыт и переоборудован под конюшни.
За несколько лет использования «в народно-хозяйственных целях» храм был изгажен. Уборка заняла почти месяц. Верующие женщины, хлопотавшие об его открытии, после двенадцатичасового рабочего дня на фабрике приходили сюда, чтобы бесплатно приводить в порядок поруганную святыню. Храм был маленький и никак не тянул на главную церковь Петровской епархии, деятельность которой возобновилась в 1946 году. Впрочем, никакой другой церкви в Петрово местные власти отдать верующим не согласились. В первые послевоенные годы многие всерьез верили, что православие в СССР полностью легализовано, поэтому прихожан в областном центре с полумиллионным населением оказалось столько, что их порой не вмещал не только сам маленький Богоявленский собор, но и церковная ограда. Хотя люди жили и бедно, но их было много, поэтому собор быстро был приведен в порядок. Играл роль и статус главного храма епархии. Из некоторых закрытых деревенских церквей области, которые власти отказывались открыть для богослужений, сюда были свезены иконы, церковная утварь, а из одной был перевезен иконостас. По области тоже начали открывать храмы. Их число дошло почти до шестидесяти, когда Хрущевым был опять взят курс на борьбу с религией. К 1964 году в Петровской области осталось чуть более сорока действующих храмов.
