Нет! Уже не смогу!
Перед глазами вновь встал горящий сад, горло запершило от жирного густого дыма. Кем ты должен был стать, Двойник? Великим ученым? Великим правителем?
Ты не стал - как и я.
Только у меня не было сада, не было дома с колоннами розового мрамора. Маленькая хибарка на окраине Умани, вишневое дерево у входа, единственный лапсердак с заплатками на локтях, доставшийся от щедрого дяди Эли…
- …Ваш сын станет великим учителем, уважаемый ребе Иосиф! Может быть, даже наставным равом в самом Кракове! Хотел бы я, чтобы мои великовозрастные балбесы понимали Тору хоть вполовину так же, как и он. А ведь вашему сыну, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, только двенадцать!…
…Да, мне было только двенадцать, когда проклятый Зализняк ворвался в Умань.
Отец не верил - и отказался бежать. А потом стало поздно. Мы успели выбраться из северных ворот, но только для того, чтобы наткнуться на очередную гайдамацкую ватагу, - люди Зализняка спешили в горящий, гибнущий город.
- …Хлопцы! Глянь! Так то ж жиды! А ну, робы грязь!…
Отцу повезло - он упал сразу под ударами шабли. Повезло и матери - ее проткнули острой косой. И Лев Акаем, жених сестренки старшей, погиб без мучений - бросился на врагов и упал бездыханным.
Нам повезло меньше - мне, сестрам, братьям.
Лея, младшая, умерла быстро - уже под третьим или четвертым ублюдком, терзавшим ее юное тело. А Рахиль жила долго - и все кричала, кричала… кричала.
Пока одни убивали сестер, другие разжигали костер. Дрова разгорались плохо, недавно прошел дождь…
- А ну, говорите, жидята, где ваш батька червонцы запрятал?…
Голые ноги - в костер…
Страшный дух горящей плоти.
И крик…
До сих пор он стоит в ушах, этот крик!
Сначала умер Ицык, младшенький, затем - Шлема…
Потом замолчала Рахиль - страшная, непохожая на себя. Кто-то взмахнул шаблей, поднял ее голову, насадил на пику. На меня взглянули широко раскрытые пустые глаза…
Веревки впивались в запястья. Я знал - смерть рядом. Но страх исчез, остались лишь ненависть - и жуткая, рвущая душу жажда Мести.
За мою семью. За мой народ. За себя.
Ухмыляющиеся рожи подступили ближе, кто-то плюнул в лицо.
- А вот и мы, жиденок! Ну, может, ты чего скажешь, перед тем, как сдохнешь?
И тогда воззвал я к Небу, к низкому, покрытому тучами Небу.
К Нему!
К Б-гу Авраама, Ицхака и Иакова, к Г-ду народа моего.
…Темным пламенем вспыхнули веревки. Вспыхнули - упали. Рука рванулась вперед, вырывая чью-то шаблю…
- …Твое желание услышано, Иегуда бен-Иосиф! Да будет так! И знай, что жалеть уже поздно! Ты станешь Смертью, Мстителем за свой народ, пока не встретятся Смерть, Двойник и Пленник. И да будет так!…
И вот они - встретились.
Ярина Загаржецка, сотникова дочка
В последние дни Ярина редко заходила в отцовский дом. Что там делать? Пусто, тихо, комнаты заперты, из всей прислуги - вечно сонная Глашка, которую никогда не застанешь на месте. Ночевать - и то страшновато, словно в детстве, когда из всех углов темной комнаты начинают лезть упыри с чертями, и Черная Рука над кроватью нависает. Особенно после страшных баек языкатого Хведира - уж он-то старался!
Но этим вечером довелось и залу открыть, и камчатой скатертью стол устелить. Глашка, так и не проснувшись до конца, выставила зеленую бутыль с рейнским да филижанку с варенухой, да знаменитый мед, что был сварен еще покойной супругой сотника Логина.
И к этому - угощение, как водится. И зубцы, и путрю и борщ-квашу, и шулики. Есть чем брюхо потешить!
А все потому, что гости. Вернее, один гость - пан Рио.
Виделись они, понятно, каждый день, но Ярина обычай помнила. Раз она - наказной сотник, то тех, кого на службу берет, должно домой пригласить да угостить от души. А пан Рио - не обычный сердюк. И роду зацного, шляхетного, и прибыл издалека.
Девушка и пана Крамольника пригласила, да лекарь отговорился. Не иначе усидеть в кресле не мог. Оно и ясно - знатные канчуки у Павки Гончара!
Итак, гости. Ярина была не одна, а с Хведиром, и Агмет тут же - за креслом ее стоял, брови хмуря. Все по обычаю, разве что гарматного салюта после здравиц не учиняли. Впрочем пили мало, да и к угощению едва притронулись (Глашка, по такому случаю нацепившая новую керсетку вкупе с ненадеванной шапочкой-кибалкой, даже обиделась). Не до того - Хведир-Теодор молчал, Ярине говорить не хотелось, а пан Рио хоть и улыбался, стараясь хозяйку беседой увлечь, да тоже, видать, к веселью был не сильно расположен.
Посидели по чину, чарки подняли, донышками по столу ударили.
Хведир сразу распрощался - пошел к себе, новое письмо в Полтаву строчить. Агмета Ярина услала в город - стражу на улицах проверить. Самой полагалось бы, так ведь гость в доме!
Вот и остались вдвоем. Остались - да и разговорились.
Странное дело: слушать пана Рио оказалось интересно, почти как Хведира. Да только бурсак больше книги мудрые пересказывал, а гость все своими глазами видел. Слушала Ярина, дивилась. В каждой земле свой норов, свой обычай. А тут и ежи с волка величиной, и карлы лесные, и Чудило Глиняное, что страхи на людей насылает.
Слушала - и верила. Потому верила, что сам пан Рио многому удивлялся - и зброе огненной, и книжкам друкованным, и черкасскому ладу вольному. О таком в его дальней земле и не слыхали. А когда Ярина вспомнила о чуде-чудном, что в стране французской недавно сотворили - летуне-монгольфьере, - гость только руками развел. Девушка не удержалась - варшавскую газету принесла, где то чудо нарисовано было. Пан Рио дивился, а Ярине приятно стало. Хоть и не встретишь у нас карлов лесных, а все равно есть чем гордиться.
После о жизни заговорили. Пан Рио о себе поведал, Ярина - о себе.
И вновь дивно стало.
О том, что батька гостя - человек шляхетный, Ярина и раньше слыхала. Слыхала - и в толк взять не могла: отчего тогда пан Рио по чужим землям шастает? Ведь не на службе военной, а в доме хозяин нужен!
Теперь поняла - батька пана Рио тамошнего гетьмана прогневал, за то и был по суду на смерть покаранный. Но ведь сейчас банацию эту вроде как отменили? Чего ж пану Рио в свой маеток не вернуться? Что вороги дом пожгли - беда, так ведь и не такое бывает. Дом отстроить можно, после - жену привести, а там и детки забегают.
Или серебра мало? Потому и в сердюках пан Рио?
Гость улыбался, пытался объяснить, но тут и толмач невидимый не всегда мог помочь.
- В нашей земле… нашем мире… несколько иные законы…
Пан Рио задумался, подбирая слова, вздохнул.
