— Ладно, посмотрю, чем я смогу помочь.
Утром в четверг они снова были в Капитолии. Эрл вошел в зал, сообщил о том, что прибегает к Пятой поправке, и вышел обратно с выражением крайнего отвращения на лице. Он не ожидал от белого правительства ничего хорошего, и оно не обмануло его ожиданий. Настал черед Блайз. Два молодых морских пехотинца у двери попытались оттеснить Тахиона. Он знал, что действует нечестно, что отыгрывается не на тех людях, но попытка разлучить их с Блайз вывела его из себя, и инопланетянин безжалостно подмял под себя волю обоих. После ментального приказа они захрапели, еще не успев коснуться пола. Эта демонстрация его способностей произвела сильное впечатление на нескольких наблюдателей, и для него сразу нашлось место в конце зала, среди журналистов. Он попытался было протестовать, желая быть с Блайз, но Кьюинн разубедил его:
— Если вы будете сидеть рядом с ней, это подействует на них как красная тряпка на быка. Я позабочусь о ней.
— Ей здесь нужен не только юрист. Ее разум… он сейчас очень хрупок. — Tax кивнул головой в сторону Рэнкина. — Не позволяйте ему наседать на нее.
— Попробую.
— Родная. — Ее плечи под его ладонями были такими худенькими и беззащитными, а когда Блайз подняла на него глаза, они показались ему двумя темными синяками на белом лице. — Помни, их свобода и безопасность зависят от тебя. Пожалуйста, не говори ничего.
— Не беспокойся, я не скажу, — проговорила женщина, и в этот миг в ней словно вновь пробудился ее былой дух. — Они ведь и мои пациенты тоже.
Тахион смотрел, как она уходит прочь под руку с Кьюинном, и им вдруг овладел ужас. Ему захотелось броситься за ней вслед и схватить ее. Что это — предчувствие или просто игра больного разума?
— А теперь, миссис ван Ренссэйлер, давайте установим хронологический порядок событий, — начал Рэнкин.
— Хорошо.
— Итак, когда вы впервые обнаружили у себя эти способности?
— В феврале тысяча девятьсот сорок седьмого.
— А когда вы бросили своего мужа, конгрессмена Генри ван Ренссэйлера?
Он произнес слово «конгрессмен» с нажимом и быстро взглянул по сторонам, чтобы увидеть, как восприняли это его коллеги.
— Я его не бросала. Это он выгнал меня.
— Возможно, это произошло из-за того, что ему стало известно о вашей интрижке с другим мужчиной, с мужчиной, который даже не является человеком?
— Нет! — вскрикнула Блайз.
— Возражение! — в тот же миг прокричал Кьюинн. — Это не бракоразводный процесс.
— У вас нет никаких оснований возражать, мистер Кьюинн, и да будет позволено напомнить вам о том, что этот комитет время от времени считает необходимым расследовать прошлое адвокатов. Остается лишь удивляться, почему вы защищаете врагов нации.
— Потому что согласно принципу англо-американского права кто-то должен защищать обвиняемого от чудовищной власти федерального правительства…
— Спасибо, мистер Кьюинн, но я не думаю, чтобы мы нуждались в лекциях по юриспруденции, — перебил его представитель Вуд. — Можете продолжать, мистер Рэнкин.
— Благодарю вас, сэр. Мы на некоторое время отвлечемся от этого вопроса. Итак, когда вы стали одной из так называемых «Четырех тузов»?
— Если не ошибаюсь, это было в марте.
— Сорок седьмого?
— Да. Арчибальд показал мне, как я могу использовать свою силу, чтобы сохранить бесценные знания, и связался кое с кем из ученых. Они согласились, и тогда я…
— Начали высасывать их разумы.
— Это не так.
— Вы не находите то, как вы поглощаете знания и способности других людей, отвратительным? Это вампиризм. И мошенничество к тому же. Вы не родились гением, не учились и не работали, чтобы добиться своего положения. Вы просто присваиваете себе то, что принадлежит другим.
— Они дали свое согласие. Я никогда не сделала бы этого без их разрешения.
— И конгрессмен ван Ренссэйлер тоже дал вам свое разрешение?
Тахион услышал, как сел ее голос от подступивших к горлу слез.
— Это было совсем другое… Я тогда не понимала… не могла этим управлять.
Она закрыла лицо руками.
— Продолжим. Вернемся к тому времени, когда вы покинули своего мужа и детей. — Потом добавил уже менее официальным тоном, обращаясь, по-видимому, к остальным членам комитета: — Мне лично кажется немыслимым, чтобы женщина могла отказаться от отведенной ей самой природой роли и вести себя подобным образом…
— Я их не покидала, — прервала его Блайз.
— Так когда это произошло?
— Двадцать третьего августа тысяча девятьсот сорок седьмого года.
— И где вы живете с двадцать третьего августа тысяча девятьсот сорок седьмого года?
Она сидела молча.
— Ну же, миссис ван Ренссэйлер. Вы дали согласие отвечать на вопросы комитета. Теперь вы не можете отказаться.
— Централ-Парк-Уэст, сто семнадцать.
— И чья это квартира?
— Доктора Тахиона, — прошептала она.
В рядах журналистов началось оживление, поскольку они никак не афишировали свои отношения. Лишь остальные трое «тузов» и Арчибальд были в курсе их дел.
— Значит, после того, как вы надругались над своим мужем и украли его разум, вы бросаете его и живете в грехе с нелюдем с другой планеты, который создал вирус и наделил вас этими способностями. Удобно устроились, нечего сказать. — Он склонился над столом и заорал на нее: — А теперь слушайте меня, мадам, и советую вам отвечать, ибо вам угрожает серьезная опасность! Вы завладели разумом и воспоминаниями присутствующего здесь Тахиона?
— Д-да.
— И вы работали с ним?
— Да.
Ее голос был еле слышен.
— Вы признаете, что Арчибальд Холмс создал группу «Четыре туза» как подрывной элемент, призванный сеять смуту в рядах верных сторонников Соединенных Штатов?
Блайз обернулась в своем кресле, ее пальцы отчаянно цеплялись за спинку, глаза слепо блуждали по переполненному залу. Ее лицо подергивалось, как будто она пыталась придать ему несколько разных выражений сразу, а в голове у нее творилось нечто невообразимое. Этот почти уловимый шум вломился в сознание Тахиона, и тот мгновенно захлопнул ментальные барьеры.
— Вы слушаете меня, миссис ван Ренссэйлер? Потому что это в ваших же собственных интересах. Я начинаю считать вас с вашими паразитическими способностями угрозой для этой нации. Может быть, разумнее будет отправить вас за решетку, пока вы не взяли и не продали ваши незаконным образом приобретенные знания врагам этой страны?
Сильная дрожь сотрясала ее тело, по лицу струились слезы. Tax вскочил и начал пробиваться сквозь толпу, которая разделяла их.