Казалось, на этот раз никто даже не увидел Вадина, а тем более его спутника. Лиди не было в пивной. Обслуживавший их мальчик сказал, что не знает, где она, и его это мало заботит. Они выпили пива, которое он принес: Вадин — освобождаясь от страха, а Мирейн — просто получая удовольствие среди этих стен, которые были не похожи на стены его замка, и наслаждаясь звуками голосов, не похожих на голоса его советников. С его лица исчезло напряжение, он стал выглядеть моложе и не таким подавленным. Боги милостивые, подумал Вадин, он и не помнил, когда в последний раз видел Мирейна улыбающимся.
Он посмотрел на остатки своего пива и слегка покраснел от стыда. Он подумал о том, что все это почитание не трогало Мирейна: Солнцерожденный привык к этому с детства. Может быть, это даже ухудшало дело? Вадин хотел бы вернуться в то время, когда он был простым человеком и мог надеяться, что скоро так и произойдет. Мирейну некуда было возвращаться.
Вадин швырнул на стол монету и встал. Мирейн последовал за ним сквозь толпу к занавеске с намалеванными на ней любовниками. Старая карга, стоявшая на страже, взяла у Вадина серебро, проверила его своим последним оставшимся зубом, ухмыльнулась и позволила им пройти.
Было нелегко взбираться по крутым зловонным ступеням, когда сзади идет король Янона, а Лиди находится где-то впереди. Может, она привела мужчину, чтобы утешиться? Или двух: так ей нравилось больше, особенно если эти двое были Кав и Вадин. Другие девицы трудились в эту сырую ночь, предоставляя тепло и уют за пригоршню меди.
У Лиди была одна из лучших комнат наверху, с окном, которое она держала открытым даже зимой, уверяя, что от этого воздух становится сладким. Как будто ей требовалось еще что-то, кроме ее собственного свежего запаха и трав, которыми она обрызгивала свою подушку. Ее дверь была закрыта, но со щеколды не спускалась длинная зеленая лента; значит, она была в комнате одна. Сердце Вадина забилось. Конечно, она испугается и подчинится, как любая другая женщина должна подчиниться важному господину, а он-то, дурак, так мучился. Он обернулся к тени, которая была Мирейном.
— Можешь взять ее себе, — сказал он грубо. — Она мне не нужна.
Трус. Мирейн не произнес это слово вслух, но оно словно бы повисло в воздухе.
С глухим рычанием Вадин опять повернулся к двери. Он поднял свой дрожащий кулак, стукнул один раз, затем два раза и еще один раз.
Внутри ничто не шелохнулось. Вероятно, она съежилась в кровати, молясь, чтобы он ушел. Он отступил назад, готовый бежать прочь.
Заскрипел засов, и дверь легко отворилась. Свет лампы осветил ступеньки и площадку. Лицо Лиди, распухшее от слез, показалось в дверях. Со спутанными волосами, в худшем из своих платьев, она вовсе не казалась сейчас привлекательной, но никогда еще она не была такой любимой.
— Лиди, — сказал он глупо. — Лиди… я…
Девушка отпрянула.
— Мой господин…
— Что я сделал, — выпалил он с отчаянной горячностью, — чтобы заслужить все это? Холодное плечо внизу и холодные слова здесь, наверху. Если все это из-за того, что в последнее время я не слишком часто приходил сюда, то не будешь ли ты так добра вспомнить, что мы потеряли прежнего короля и обрели нового и что я попал в самую сердцевину всего этого?
— Ты попал не только туда, — сказала она не поклонившись.
Она стояла прямо, холодно и высокомерно, как королева, и теперь ни за что бы не поклонилась ему, поскольку он вынудил ее вспомнить о гордости.
— Что же я могу поделать? — выкрикнул он в ярости. — Черт подери, женщина, не отворачивайся от меня и ты!
Она внимательно посмотрела на него, слегка прищурившись, поскольку ее глаза были не в лучшем состоянии, и нахмурясь, как будто он был незнакомцем, чье лицо ей нужно запомнить. Вадин чуть не плакал, но ему вовсе не было стыдно. Внезапно Лиди засмеялась сквозь слезы и обвила руками его шею. Она поцеловала его так, что он чуть не задохнулся, и втащила к себе в комнату.
Тут она увидела, что рядом с Вадином кто-то стоит, и замерла от удивления.
— Ты не сказал, что привел друга.
— Не сказал, — подтвердил Мирейн. — Я просто проследил, чтобы он не дал деру до встречи с тобой.
— Тогда я должна поблагодарить тебя, — сказала Лиди, отпуская Вадина.
Она имела в виду поцелуй и ту радость, что заключалась в нем. Мирейн принял и то и другое, и только тогда Лиди увидела свет в его лице и сияние его ожерелья. Она отпрянула, падая на колени:
— Ваше величество!
Мирейн не стал ее поднимать. Голос его был холоден.
— Поскольку ты узнала меня, надеюсь, ты поступишь так, как я прикажу.
Она поклонилась до пола:
— Да, ваше величество!
— Очень хорошо. Встань и посмотри на меня, но не кланяйся мне вновь и прекрати называть меня этим ненавистным титулом.
Она поднялась и заставила себя посмотреть в его суровое лицо.
— Итак, позаботься о моем оруженосце, который в этом очень нуждается, и хорошенько подумай вот над чем: когда я был принцем, ты говорила со мной без страха и заискивания. Теперь же, когда я король, я нуждаюсь в этом более, чем когда-либо. — Суровость его смягчилась, и он протянул руки к Лиди. — Ты простишь меня, Лиди? Я вовсе не думал похищать у тебя твоего мужчину.
— В самом деле? — Она немного робко взяла Мирейна за руки и выдавила улыбку. — Очень хорошо. Я прощаю тебя.
К ее ужасу и восхищению, он низко поклонился и запечатлел поцелуй на каждой ее ладони, как будто она была настоящей леди.
— Позаботься о моем друге, — сказал он.
Вадин съел плод терновника, сливки со свежеиспеченным хлебом и медом и выпил кружку эля, а Лиди, чтобы подсластить все это, причесывала и приглаживала ему волосы, пока он ел: Через окно до него долетали звуки просыпающегося города, он чувствовал прохладный воздух на своем лице, грелся в прорывающихся лучах солнца. Вадин подозревал, что опять пойдет дождь. В небе была та необычная, предвещающая ненастье прозрачность, которая всегда бывает между бурями, как будто все приостанавливается, чтобы отдохнуть перед новым натиском.
Лиди обвила руками его талию и прижалась к его спине, теплая и нагая. Он полуобернулся к ней. Она получила поцелуй, пахнущий сливками и медом, и сказала:
— Тебе надо идти. Ты нужен твоему королю.
Вадин вздохнул.
— Полтысячи людей живут, чтобы прислуживать ему, а нужен ему, похоже, всегда только один я.
— Ты его друг.
— Я думаю, что родился под несчастливой звездой. — Он протянул руку к своему килту, но не сделал ни единого движения, чтобы надеть его. — Я не друг. Я нечто предопределенное судьбой, как тень, или второе «я», или брат-близнец. Я думал, что ненавижу его, пока не понял, что это не так; на самом деле я обижался на него. Как осмелился он прийти из ниоткуда и изменить мир?
