— Да нет, — отмахнулась я. — Что-то я и про голод забыла. А где Нож?
— Да тут я, тут… — подошел из глубины палатки с банкой масла полуголый Нож. — Ту плешь, что мне твоя сестрица проесть не смогла, прожег твой дракон, Пушистая Сестричка. Останусь лысым во цвете лет. Вы бы хоть предупредили, что огнемет запускаете.
— Тебе лысина будет очень к лицу, — пробурчала сестра.
— Меня бы кто предупредил, — отозвалась я. — Тоже не догадывалась, что такое начнется. Думала, хвост зажарится — все равно что на сковородке сидеть.
— Хорошо дружить с драконом, — заметил Нож, опускаясь рядом с сестрой и подставляя ей спину.
Спина и правда была обожжена, видно, Нож провел на стене больше всех времени, считая себя не вправе покинуть стену, не убедившись, что опасаться противника больше нечего.
— Да, — согласилась я с его словами. — С драконом за спиной можно быть сильной.
— Это было мощно, но что дальше? — спросил Нож.
— А вы хорошо смотритесь, — не удержалась я, глядя, как старательно и нежно мажет ему спину сестра. — Очень мило. Прямо идиллия.
— Идиллия?! — рассвирепела сестра. — У меня уже руки отваливаются, четырнадцатый раз такая идиллия!
— Вовремя надо было мозоли на руках заработать, — сказал ей Нож. — Тогда бы желающих подставить под твою суровую длань свою нежную кожу не нашлось бы.
— Дракон говорит, что сегодня ночью он попытается перенести нас за реку, — сказала я. — Ему хуже, похоже он скисает на глазах. Но попробовать надо, только как поднять разом четырнадцать человек?
— За реку? — переспросил Нож. — Что же, это тоже была бы громадная удача — мостов поблизости нет, а переправиться здесь они не смогут. Что-нибудь придумаем, до ночи время есть. Ты давай проглоти чего-нибудь, а то Светлая извелась совсем. Каши хочешь? Из зерна урожая того года, когда Молниеносный объявил себя воплощением Мед-брата на земле. Светлая готовила.
— Пожалуй что хочу… — задумчиво сказала я. — Может, зерно как вино? Чем выдержаннее, тем вкуснее?
— Ну уж это реши сама, — сказал, поднимаясь, намазанный от шеи до хвоста Нож. — А я так в себя еле три ложки впихнул.
— Хаять мою кашу? — переспросила вкрадчиво сестра.
— Молчу и ухожу, — отскочил на безопасное расстояние Нож.
Убедившись, что дотянуться она не сможет, он добавил:
— Если что останется, Пушистая Сестричка, не выбрасывай. Мы ее в катапульту заложим, метнем за холмы. Может, кого и убьет…
Зря он так говорил. Было вкусно.
Глава тридцать восьмая
КОГДА НАСТАЛА НОЧЬ
Когда настала ночь, четырнадцать человек — все, что осталось от Боевого Сопротивления, — стояли на верхушке надгробной насыпи на перевернутой палатке. Концы ее были привязаны к палке, которую позаимствовали у одной из колесниц Молниеносного. По-моему, у Внезапной. Получился странный громадный узелок.
Дракон сидел на самом краю площадки и ждал меня.
Я последний раз обошла вокруг запакованных в палатку сопротивленцев. В самой середине была сестра — ее поддерживали вертикально два парня, заменяя ей раненые ноги. Все вроде бы было как надо.
— Мне дорожный мешок брать или оставить? — спросила я.
— Бери, — разрешил дракон. — Если уж подниму, то подниму, а если не получится, то не твое барахло будет тому причиной.
Надев на спину мешок, я забралась на шею дракону.
"Сестра-Хозяйка, помоги! — взмолилась я. — Или не мешай!"
Дракон расправил крылья, взмахнул…
Как и в случае с извержением огня несколько часов тому назад, у него не было той обычной восхитительной легкости, все шло через силу. Но мы поднялись.
Не набирая высоты, дракон пролетел над рядами гробниц, выстроившихся в конце долины, и аккуратно пошел на разворот.
Осаждающие пока не опомнились, но я до смерти боялась еще одной стрелы, посланной каким-нибудь зорким лучником.
Дракон развернулся и пошел прямо на гробницу Молниеносного. Я зажмурилась, чтобы не видеть, если промахнется. Второго захода нам могут и не дать.
Раз — и когтистые лапы подхватили узелок.
Я почувствовала это по изменившемуся полету, раскрыла глаза и почти вывихнула шею, оглядываясь назад. Площадка наверху надгробной насыпи была пуста.
Кажется, Сильные сообразили в чем дело, в их лагере поднялась тревога, забили барабаны.
Заложив широкий полукруг, дракон уходил из Пуповины в сторону Плети.
Теперь на меня навалились новые страхи — выдержит ли ткань палатки, как там сестра, не доконает ли ее этот перелет окончательно, вдруг у нее переломы, а не только сильнейшие ушибы… Да и дракон опять молчал, вспарывая крыльями воздух с такой натугой, словно мы летели в застывшем густом гороховом киселе.
Внизу блестела Плеть, в этом месте не злая, бешеная и узкая, затянутая в корсет скал, а широкая, вальяжная, как будто даже добродушная…
И вдруг я почувствовала неладное, дракон начал стремительно остывать. Стало очень страшно.
Изменился и рисунок полета — из ровного орлиного он стал больше напоминать ломаный, каким летают летучие мыши. Мы то падали почти к воде, то с усилием отрывались от нее, уходили вверх. Потом все начиналось снова.
Я обхватила шею дракона руками, прижалась щекой, напряглась, но попробуй летать без крыльев…
Плеть мы перевалили, и полет дракона вроде даже выправился. Но ненадолго. У него хватило сил мягко опустить сопротивленцев на землю, потом он попытался снова набрать высоту, но уже не выдержал, и мы врезались в холм.
Меня сбросило с дракона и отшвырнуло далеко в сторону. Я приземлилась на спину, на свой мешок. Видно, не зря я с ним так расставаться не хотела.
Золотой дракон лежал, распластав крылья, на склоне холма. Как в дурном сне, я бежала к нему, проваливаясь и спотыкаясь, а когда добежала, то поняла, что он холодный. Совсем холодный.
Что делать, Сестра-Хозяйка, что же делать? Как вернуть его? Зачем же я тогда освободила их, если ни к чему хорошему это не привело. Зачарованный сон лучше смерти, что же я наделала со своими глупыми проблемами, чужими ему заботами…
Но ведь драконы неуязвимы, где же эта хваленая неуязвимость? Выходит, они даже хрупче нас?
Я металась по склону холма, мысли метались в моей голове, и я ничегошеньки не могла придумать. Но совсем ничего не делать было невыносимо.
Я вспомнила прошедший день, слова дракона про то, что в Пуповине ему плохо, подбежала к раненому крылу и принялась отдирать кожаные заплатки. Они ведь тоже из Пуповины и пролежали там Медбрат знает сколько. Скомкала их, липкие от смолы, и выкинула прочь.
Села на склон холма, устроила край безжизненного крыла на коленях и опять, как тогда, сжала дыру в крыле ладонями. Хоть что-то, что я могу…
