сказал, что нам надо серьёзно поговорить. Я приготовился к лекции о подростковом пьянстве, или к разговору о той хрени, которой мы с моим другом Берти Бёрдом занимались в годы (и какое-то время после) его пьянства, но не это было у отца на уме. Поговорить он хотел о школе. Он сказал, что я должен постараться, если хочу попасть в приличный колледж.
Хорошо постараться.
– Мой бизнес работает. Сначала было страшно, пришлось занять денег у брата, но долг я почти вернул и думаю скоро буду твёрдо стоять на ногах. Телефон часто звонит. Но если говорить о колледже… – Он помотал головой. – Я не думаю, что смогу тебе сильно помочь, по крайней мере, в начале. Нам чертовски повезло, что мы платёжеспособны. В этом моя вина. Я делаю всё возможное, чтобы разрулить ситуацию…
– Я знаю.
– …но тебе придется помочь себе. Тебе нужно работать. Тебе нужно набрать высокий балл по тестам.
В декабре я планировал сдать экзамен на способности, но промолчал об этом. Папа был на своей волне.
– И тебе стоит подумать о кредитах, но только в крайнем случае – эти кредиты будут долгое время преследовать тебя. Подумай о стипендиях. И занимайся спортом, это также прямая дорога к стипендии, но в основном – это оценки. Оценки, оценки, оценки. Я не хочу видеть, как ты читаешь прощальную речь на выпускном, я хочу видеть тебя в первой десятке. Ты понял?
– Да, отец, – сказал я, и он шутя шлёпнул меня.
10
Я усердно учился и получал хорошие оценки. Осенью я играл в футбол, а весной в бейсбол. В десятом классе я добился успеха в обоих видах спорта. Тренер Харкнесс хотел, чтобы я также занялся баскетболом, но я ответил «нет». Сказал, что мне нужно хотя бы три месяца в году на что-нибудь другое. Тренер ушёл, качая головой по поводу печального состояния молодёжи в этот век деградации.
Иногда я ходил на танцы. Иногда целовал девушек. Обзавёлся хорошими друзьями – в основном спортсмены, но не все. Открыл для себя несколько металл-групп, которые мне нравились, и врубал их музыку погромче. Папа никогда не возражал, но на Рождество подарил ирподсы. В будущем меня ждали ужасные вещи – со временем я расскажу о них, – но ничего из тех ужасов, что я представлял, лёжа на кровати без сна. Дом всё ещё был наш и мой ключ подходил ко входной двери. И это было хорошо. Если вы когда-нибудь представляли себе холодные зимние ночи, проведённые в машине или в приюте для бездомных, то вы знаете, о чём я говорю.
И я никогда не забывал об уговоре с Богом. Если Ты сделаешь это для меня, я сделаю что-нибудь для Тебя, сказал я. Стоя на коленях. Просто покажи, что Ты хочешь, и я сделаю это. Клянусь. Это была детская молитва, несуразная, но часть меня (большая часть) так не думала. И не думает до сих пор. Я считал, что моя молитва была услышана, прямо как в одном из тех банальных фильмов, которые показывают между Днём благодарения и Рождеством. Это значило, что я должен выполнить свою часть уговора. Считал, если не выполню, Бог заберёт чудо, и папа снова начнёт пить. Стоит помнить, что старшеклассники – не важно насколько рослые парни и насколько красивые девушки – всё равно во многом, как дети.
Я пытался. Несмотря на то, что дни были не просто полны школьными и внешкольными занятиями, но переполнены ими, я делал всё возможное, чтобы отдать то, что был должен.
Я присоединился к «Кей Клаб» в программе «Возьмись-за-шоссе». Им было выделено две мили шоссе № 226, которое по сути представляет из себя лес заведений быстрого питания, мотелей и заправок. Вероятно, я собрал миллион коробок от биг-маков, два миллиона пивных банок, и не меньше дюжины пар выброшенного нижнего белья. Однажды на Хэллоуин я нацепил дурацкий оранжевый джемпер и отправился собирать пожертвования для UNICEF. Летом 2012-го я сидел за столом регистрации избирателей в центре города, хотя мне оставалось ещё полтора года до возможности голосовать самому. А по пятницам после тренировки я помогал отцу в офисе, заполняя бумаги и занося информацию в компьютер – обычная унылая рутина, – пока на улице темнело, и мы ели пиццу от Джованни прямо из коробки.
Папа сказал, что всё это будет отличным дополнением к заявлению в колледж, и я согласился с ним, но не признался, почему это делаю. Я не хотел, чтобы Бог решил, что я не справляюсь, но порой мне казалось я слышу небесный шёпот неодобрения: Недостаточно хорошо Чарли. Ты и правда думаешь, что уборка мусора – это та плата за хорошую жизнь, которая настала для вас с отцом?
Что подводит меня – наконец-то – к апрелю 2013-го, когда мне было семнадцать. И к мистеру Боудичу.
11
Старая добрая школа Хиллвью-Хай! Сейчас мне кажется, что это было так давно. Зимой я ездил на автобусе, сидя сзади с Энди Ченом, моим другом с начальных классов. Энди продолжал играть в баскетбол за университет Хофстра. Берти тогда уже не было, он уехал. Что стало некоторым облегчением. Бывает такая штука, когда хороший друг одновременно и плохой друг. По правде говоря, мы с Берти были плохими друг для друга.
Осенью и весной я ездил на велике, потому что мы жили в холмистом городе, и это был хороший способ укрепить мышцы ног и спины. А ещё это давало время на размышления, и я мог побыть один, что мне нравилось. Возвращаясь домой из ХВХ, я ехал по Плэйн-Стрит через Гофф-Авеню, потом по Уиллоу-Стрит через Пайн. Пайн-Стрит пересекалась с Сикамор на вершине холма, который спускался к проклятому мосту. А на углу Пайн и Сикамор стоял Психо-дом, названный так Берти Бёрдом, когда нам было по десять или одиннадцать лет.
На самом деле это был дом мистера Боудича, имя указано прямо на почтовом ящике, выцветшее, но всё ещё читаемое, если прищуриться. Но Берти не был далёк от сути. Мы все видели этот фильм (наряду с другими такими же обязательными к просмотру одиннадцатилеткам, как «Изгоняющий дьявола» и «Нечто»), и дом поистине был похож на тот, где жил Норман Бэйтс со своей мумифицированной матерью. Он не походил ни на один маленький аккуратный дуплекс или ранчо на Сикамор и в остальной части нашего района. Психо-дом представлял собой несуразное здание в
