— Также, как и любой пес, смеющий кусать руку кормящую, — пожала плечами водорожденная. — Да и не все ли равно? Куда важнее то, что ты, а также — Кающийся — живы, и то, что вы целиком и полностью в моей власти. А вредная святая валяется где-то на дне бездонного ущелья. Даже ее таланта не хватит на то, чтобы пережить такое падение.
Игнис не знала, каким чудом она сумела сдержать вопль ярости, рвущийся наружу, но, когда девушка заговорила, ее голос был убийственно спокоен.
— Я не понимаю лишь одного, ваше величество.
— И чего же? — благосклонно поинтересовалась Кайса.
— Как вы смогли приручить изначальных?
Дикая Роза Севера улыбнулась.
— Ну-ну, детка, не нужно считать меня сильнее, чем есть на самом деле. Подчинить изначальных, скажешь тоже, такое не под силу никому из живущих. Я всего лишь нашла яйцо, древнее — пролежавшее в земле не одну тысячу лет — но целое. Эти существа, чтобы ты знала, вообще отличаются поразительной живучестью. — Она хлопнула себя по лбу. — И снова разговор на отвлеченные темы, прости. Так вот, яйцо. Я лишь нашла его и убедилась в том, что королева проклюнется точно там, где мне нужно, и в том, что у нее будет достаточно пищи. Вот и все.
Она чего-то не договаривала, огнерожденная сразу же поняла это, а потому девушка попыталась настоять на своем:
— Но тот ваш сковывающий-убийца, он же был заодно с культистами, более того, командовал армией изначальных, штурмовавшей замок барона Урсуса!
Северянка пожала плечами.
— Кто знает, быть может, они нашли общий язык, как ты думаешь?
Она врала, это было очевидно, но ни малейшей возможности вывести собеседницу на чистую воду у Игнис не оставалось, а потому она задала вопрос, который уже некоторое время вертелся на языке.
— Неужели вы думаете, что Генерал примет вашу сторону?
Кайса поднялась, но вместо того, чтобы подойти к своей пленнице, она направилась к двери и постучала в нее. Тотчас же щелкнул замок и стражник, склонившись в глубоком поклоне, открыл своей госпоже выход. Дикая Роза Севера обернулась на пороге, и окинула Игнис оценивающим взглядом, а когда девушке начало казаться, что этот ее вопрос останется без ответа, она вдруг произнесла:
— А ты считаешь, моя хорошая, что у Лория останется выбор? Серьезно?
Принцесса стиснула зубы. В душе она знала ответ на этот вопрос, но боялась озвучить его даже себе самой.
"Да, у правителя Аэтернума — настоящего, а не марионетки-императора, согревающего задницей трон, — не останется ни малейшего выхода после того, как армии Волукрима осадят Сентий".
Точно угадав ее мысли, Кайса проговорила:
— И я и ты, мы обе знаем, что у Дилириса нет ни единого против Волукрима. У Ривеланда в союзе с Дилирисом — тоже. И если мы падем, власть Вороньего Короля на континенте станет абсолютной… А потому, наслаждайся последними мирными деньками, девочка.
— Но война еще не объявлена? — выпалила Игнис, подавшись вперед. — Еще есть шанс…
Ответом ей была очередная снисходительная улыбка Кайсы. Речная Королева, по-видимому, решила, что разговор окончен, и переступила порог, выйдя из камеры.
Дверь с грохотом захлопнулась, надежно отсекая пленницу от внешнего мира, катящегося на полном ходу к катастрофе.
* * *
Тени кружились вокруг него в безумном хороводе. Не было света, не было тьмы, не было ничего. Лишь безумная круговерть, да голоса, шепчущие, обвиняющие, презирающие.
Маленький лункс не знает, чего он просит. Он не видит дальше своего носа, он — точно мотылек — летит на свет, думая, что впереди ждет теплое солнышко, а на самом деле мотылек спешит к костру, на котором жгут трупы.
— Нет, нет, хватит! — кричал он. — Отстаньте!
Не бойся меня, маленький. Тот, кто друг, станет враг, но не бойся его, бойся друга, что не друг еще. Мертвый и живой укажет путь, но пройти его ты сможешь лишь под сенью крыла.
— Прекратите, перестаньте мучать меня! — он побежал, не разбирая пути.
Хотя, разве можно было бежать, находясь нигде?
Тени, кажется, уловили эту мысль, потому что хихиканье переросло в оглушительный хохот, а голос стал громче, он уже не кричал, а ревел, заполняя собой все вокруг.
Сердце в огне, пламя станет кровью. Кровь наполнит чашу и возродит жизнь. Два мира сойдутся в пляске смерти, чтобы выбрать одну тропу.
— Нет, нет, нет, нет, — он упал и свернулся калачиком, поджав под себя ноги — точно ребенок, убежавший от пьяного отца и залезший под кровать. — Хватит, умоляю, хватит, хватит.
Древнее зло и зло древнейшее, но кто скажет, какое из них правит, а какое — преклонило колени? — продолжало существо. — То ведомо лишь человеку с тысячью имен и тысячью лиц. Имена… Имена закружат тебя в своем хороводе, даруя и любовь, и радость, и горе, и смерть. Выбирай лишь истинные, маленький лункс, и обретешь великую силу.
Он забыл их. Забыл! Так много всего случилось за считанные недели, и слова, которые следовало постоянно вспоминать и пытаться осмыслить, затерялись где-то на задворках памяти. Они не стерлись и не потускнели, нет, они… просто ненадолго отступили в сторону, давая ему возможность свершиться тому, чему суждено было случиться, а теперь…
О-о, теперь же они терзали его каждую Божью ночь! Они напоминали о поражении, о никчемности, о глупости. О ничтожности.
Будешь предателем, не предавая, будешь проклинаем, но не проклят. Твой полет прервет ветер, и ты падешь на камни…Пройти по ним босыми ногами иль нет — решать тебе…
Адский хоровод закружил его. Вместо теней начали проступать лица тех, кого он любил, тех, кого потерял, тех, кого подвел. Кларисса, Игнис, Индржих, Цилла, принц Таривас Вентис…
Страшная боль обручем сковала виски, и он обхватил голову ладонями.
Плотина пустоты прорвалась, заполняясь образами: камень, запечатывающий проход, полет вниз, в пропасть и, конечно же, улыбочка. Гаденькая миленькая улыбочка его высочества.
Человека, давшего ему имя. Человека, возвысившего его. Человека, предавшего все, во что было можно и нельзя.
Он с воплем открыл глаза и попытался подняться, но знакомая тяжесть на груди помешала сделать это — гарпия опять забралась на него во время сна и сейчас, глупо моргая, пыталась понять, что случилось.
— Прости, — прошептал он. — Очередной кошмар… Опять… Я видел…
— Тихо, — прошептала она, кладя тонкий пальчик ему на губы. — Я все понимаю. Но мы живы, а значит, должны идти дальше.
— Да, — в тон ей ответил он. — Должны…
Гарпия — Аелла, как она назвала себя, — медленно поднялась и подбросила несколько веток в костер.
— Не вспомнил, как тебя зовут? — как бы невзначай уточнила она.
— Я и не забывал, — ответил он. — У меня больше нет имени.
Дитя небес вздохнула и сокрушенно покачала головой.
— С тобой не понять: что забыл, а что — бросил на землю.
— Прости за все проблемы, что создаю, — он медленно — насколько позволяла изуродованная нога, зафиксированная самодельными лубками — доковылял к ней и помог насадить на прутики пару небольших рыбок — остатки их вчерашнего улова. — Имена для моего народа крайне важны. То имя… Старое… Его мне подарила королева, чтобы подчеркнуть статус защитника. Я отказался от него, когда падал в бездну.
— А что с новым? — гарпия по-птичьи склонила голову на бок и тут же поморщилась от боли — видимо, дали о себе знать обрубки крыльев, которые не загноились исключительно благодаря невероятной удаче.
— Нужен тот, кто дарует его мне.
— И как же мне звать тебя тогда?
Этот вопрос она задавала едва ли не каждое утро, и ответ на него все время был одним и тем же:
— Зови Безымянным. Я недостоин большего.
Он кое-как справился с рыбами и протянул спасительнице одну из них, после чего принялся поджаривать свою на разгорающемся огне.
— Все равно не понимаю, — вздохнула Аелла. — Ну да ладно, это твое дело. Безымянный, так Безымянный. А что с остальным?
