Ознакомительная версия.
Как известно, займы берутся под залог. И, пока за взятое не расплатишься, залог отчуждению — то есть продаже, дарению или смене собственника по другим основаниям — не подлежит. Нельзя также один раз заложенное имущество перезаложить вторично. Конечно, желающие смошенничать находились всегда, но наказание по соррентийским законам за такое было достаточно суровым.
— Берём заём под залог имущества до твоего совершеннолетия, — обернулась тётя. — Что хочешь спасти в первую очередь?
Ясно, что: конезавод с угодьями, бывший фамильной гордостью и главным достоянием рода Эл’Сиран почти три века, а ещё, если выйдет, оливковый сад, который больше всего любила мама.
— Сумма нужна такая, чтобы было не подкопаться и сделку не объявили фиктивной, — качнул головой нотариус.
— Но такая, чтобы заведомо суметь вернуть долг. В поручители пишем меня. Тогда, если даже Эль будет не в Меровене, я расплачусь своевременно, — подхватила тётя.
— Откройте счёт на долг с процентами в другом банке и дайте поручение перечислить деньги в срок. С запасом времени, конечно. Тогда, что бы ни случилось, залог вы не потеряете.
— Само собой.
— А полученную сумму куда деть, подумали?
— Потратить деньги — для настоящей леди не проблема! — победно усмехнулась тётя. — Пустим на приданое, развитие отечественного коневодства и ещё кой-какие мелочи!
По мере составления документов я их подписывала. Все, кроме фальшивой долговой расписки. Связано это было с тем, что по соррентийским законам распоряжался имуществом подопечного опекун, но начиная с шестнадцатилетия воспитанник считался ограниченно дееспособным и имел право знать, как происходит управление его собственностью, и, более того, должен был самолично визировать все сделки на сумму больше ста золотых.
Даты, само собой, ставили задним числом — сейчас я лежала в горячке.
— Ну, вот мы тебя и обобрали, — чуть нервно хихикнула тётя час спустя. — Можно отправляться по банкам! Тебе на людях показываться нельзя, так что сиди тут и думай — что мы забыли?
— Леську! — спохватилась я.
— А, — махнула рукой тётя, — я твою Левесеньеру на обратном пути от Беруччи уже предупредила, чтоб стрелой летела к родителям и передала, что в город семейству Эл’Легарт можно будет вернуться не раньше, чем через десять дней. Пусть тихо сидят в поместье, коли не хотят этого поместья лишиться.
— А если мне тоже сбежать? — загорелась я. — Ведь если меня не будет под рукой, то есть под Дланью, то и замуж будет выдавать некого! Заочных же браков у нас нет? Мне же всего семь месяцев продержаться надо!
— Юная леди, ты каким местом читала Гражданское право Сорренты? Не помнишь статью триста семнадцать, пункт третий? — Тётя, наставив лорнет, строго уставилась на меня.
Я потупилась: ой, совершенно не помню ничего такого, у меня же пока нет двадцатилетнего опыта судебной практики…
— Так вот там сказано, что если опекун назначен Короной, а подопечный, явив бунтарский дух, неуважение и неподчинение законной власти, сбежал, то по наступлению совершеннолетия всё имущество преступника переходит Короне. Напоминать, что Длани Владыки — прямой представитель оной, — надо?
Не надо. Поняла.
Но это не значит, что я смирилась. Буду думать… может, что и придумаю. Есть пословица, что волку непросто догнать зайца, потому что для волка приз в гонке обед, а для зайца — жизнь.
К моменту, когда на Меровен опустились синие сумерки, а из-за гор, серебря листву олив, выплыла рыжеватая крупная луна, тётя вернулась из похода по банкам. Мероприятие оказалось успешным: теперь я была с ног до головы в долгах как в шелках и чувствовала себя нищей церковной мышью, накрывшейся тем самым злополучным медным тазом.
Было страшновато, но злорадство присутствовало. Трофейная перепёлка тощала и чахла на глазах.
Но что делать дальше?
Тётя тоже об этом размышляла. Изображать горячку целых полгода вряд ли выйдет. А если и выйдет — так объявят слабоумной, и тогда Живоглот, как успела прозвать тётя герцога, сможет претендовать на пожизненное опекунство.
— Почему живоглот-то?
— В Ольсиве, откуда я родом, речка текла, а в ней сомы водились. Их у нас живоглотами звали за то, что заглатывают мальков и рыбок поменьше целиком. Видела, какой у сомов рот?
Видела. Губастый и зубастый. А что, похоже!
Кстати, тётя рассмотрела герцога намного лучше меня, лицезревшей его всего раз, с балкона. А вид сверху на сидящую особь искажает перспективу.
— Не так уж и искажает, — усмехнулась леди Анель, — ноги у их светлости коротковаты. Рост немного ниже среднего, манеры на первый взгляд великосветские, вот только после ухода герцога Верна пожаловалась, что её, честную девушку, Длани в тёмном коридоре за мягкое место ущипнули.
Верной звали нашу горничную.
— Возраст, думаю, за сорок. Лицо… глаза светло-серые, холодные. Рот как у сома. Кстати, небольшие усики наличествуют. А если спрашиваешь о характере, то, как мне показалось, герцог неглуп, крайне властолюбив и беспощаден. Жаден ли он или золото — лишь средство для укрепления власти, не знаю. Но то, что, судя по всему, этот паук ещё и сластолюбив — уверенности в твоём счастливом будущем не добавляет.
Ужас какой!
И что делать? Покорно идти на убой нельзя, перечить нельзя, сбежать тоже нельзя.
— Впору у высших сил защиты просить! — вздохнула облачённая в персиковый капот тётя Анель, когда, два часа поломав головы, мы так ничего и не придумали.
Я уставилась на неё. Высших сил?
К посещению Храма леди Анель относилась прохладно, объясняя отсутствие рвения тем, что ни разу за двадцать лет не видела, чтобы горячие молитвы помогли разрешить судебную тяжбу. Ну да, я тоже отродясь не слыхала, чтобы небесные Девы помогли вытащить из грязи телегу, каким бы набожным ни был возница.
Но что-то в высказывании тёти меня зацепило… Да, вот, поняла!
Было в роду Эл’Сиран семейное предание о жившей три с лишним века назад леди Фейли Эл’Сиран, той самой, которая вывела золотых меровенцев. Леди Фейли считалась заступницей семьи, помогавшей в тяжёлые или смутные времена. Правда то или нет, было неизвестно, но в гостиной среди прочих портретов висела потускневшая парсуна одетой в старинное платье сероглазой черноволосой дамы с решительным подбородком, а на городском кладбище стоял потемневший от времени склеп. Кстати, глаза и подбородок я унаследовала. А вот волосы были русыми.
Может, то лишь легенда… но времена у нас, несомненно, наступили тяжёлые. И кроме как к духу моей прапрапра… — кстати, а сколько «пра-» там за триста лет набежало? — и обратиться не к кому.
Ознакомительная версия.
