извините эту служанку… Но госпожа требовала привести и вас тоже…
Глава 2
Неприятности от юного господина
Высокие стены из сандалового дерева [15]. Фигурные оконные створки, через которые ветер заглядывал внутрь и покачивал широкое панно с символом зверя за узкими женскими плечами. Госпожа бросила гневный взгляд сначала на сына, а после на пустующее место в центре приемного зала. Как всегда, глава клана отсутствовал, и уже второй месяц от него не было никаких известий. Никто не знал, когда отец семейства вернется из важной поездки на Юг. И тем не менее на его стол всегда ставили свежие фрукты, которыми он мог перекусить, если неожиданно прибудет поздней ночью.
Гнев госпожи У не унимался, и она нарочито громко постукивала ноготками по столу. Напротив нее расположились наставник и его воспитанник, которые, смирившись с ситуацией, молча склонили головы. Кто знает, что может прийти ей на ум: за дни и ночи, проведенные в одиночестве, женское сердце охладело и превратилось в камень.
Минуты молчания под перестук прелестных пальцев тянулись неумолимо медленно. Наконец, не выдержав гнетущей атмосферы, У Чан промолвил:
– Ма… матушка государыня… [16]
– Молчи! Пока я не решила, как тебя стоит наказать! Позоришь наше имя, наш клан, мало тебе показалось извиняться перед семейством Бань за испачканные сиденья на чайной церемонии, так ты в отместку решил натравить на их сына местных шарлатанов, что оставили бедного мальчика без кошелька!
Го Бохай вперил взор в У Чана, и тот, неожиданно залившись краской, отвернулся от пары серых глаз. Вопрос в голове наставника возник сам собой: «Снова сын семейства Бань?»
В раннем возрасте У Чан был довольно хулиганистым. Го Бохай мог лишь смиренно ждать, когда период становления характера ребенка завершится. Вдобавок наставник не мог серчать на своего воспитанника, когда сам замечал завистливые насмешки со стороны господ и их детей. Сын начальника округа как раз был одним из таких. Отношения двух молодых людей не заладились почти сразу, и вспыльчивый нрав У Чана только усиливал эту взаимную неприязнь. Тем не менее его прошлые поступки можно обозначить как детские, лишенные жестокости шалости. Маловероятно, что он сделал бы то, в чем его обвиняют. Со всей серьезностью Го Бохай готов заявить – его ученик давно вырос, и госпожа У должна была это осознавать.
У Чан с растерянным видом уставился на пол.
– Уважаемый Бань отвечает за округ Цзыю [17], в состав которого входит множество городов, в том числе и столица! На Севере он третий по значимости господин! Уже позабыл, как именно он может повлиять на твое будущее? Ты… – речь женщины стала прерывистой, – не дожидаясь вознесения, решил перечеркнуть свое будущее?!
Переживания хозяйки горы Хэншань были уместны. Даже ее последующего удара кулаком о стол не требовалось, чтобы оба, наставник и сын, осознали всю тяжесть возможного конфликта: семейство Бань считалось одним из самых влиятельных на Севере, к мнению его главы прислушивались многие, в том числе и старейшины, играющие немаловажную роль летописцев. Их главной заботой было время от времени наблюдать за достижениями будущих богов с самого их рождения. Доверяя достопочтенному господину Бань Хэню, они могли легко сделать не самую приятную заметку о любом, на кого тот укажет.
Приподнявшись, У Чан как бы в ответ матери стукнул по столу.
– И что же теперь, винить меня по любому поводу?! Даже если я не виновен?
За те годы, которые У Чан провел подле наставника, госпожа очерствела и охладела к своей плоти и крови настолько, что верила любому слову извне, но не сыну. Можно было подумать, что для матери он стал источником всех ее прошлых и будущих неудач. У Чану ничего не оставалось, кроме как отбиваться от ее обвинений, не дожидаясь и намека на снисхождение. Вечно раздраженный от всего, что бы она ни сказала, со сведенными к переносице бровями и плотно сжатыми губами – таким он был с рождения, таким знала его госпожа. В летописях о небожителях, которые велись старейшинами, напротив имени юного господина У давно стоит заметка: «скверный характер». Госпожа У впала в замешательство.
– Невоспитанное дитя! Нужно еще и напомнить, какая ответственность возложена на твои плечи…
– Зачем повторяться? – У Чан темной тучей повис над столом. – Вы, матушка государыня, только и знаете, как обсуждать мою ответственность перед народом… Позвольте закончить этот разговор.
Словно побег бамбука, не гнущийся под гнетом стихии, У Чан демонстративно развернулся и направился к выходу. В ту же секунду глухой удар кулаком по столу эхом разлетелся по залу.
– Вернись на место!
Но У Чан словно потерял слух.
– Неделя… месяц тебе на обдумывание содеянного! – продолжал женский голос ему вслед. – Тебе запрещено покидать поместье! А если ослушаешься, обещаю – в этот раз я все доложу главе!
Предупреждение успело добраться до У Чана. Прежде чем он захлопнул за собой дверь, мать и наставник услышали:
– Как пожелаете.
Не растерявшись, госпожа У повернулась к Го Бохаю и пригрозила:
– Ты ответствен за его поведение и поэтому первым понесешь наказание, если не образумишь его!
Вот и прозвучали те самые неприятные для Го Бохая слова. За четырнадцать лет терпение матери истончилось. Предать сына более серьезному – физическому – наказанию не позволяли как правила высших домов, так и этические соображения. О таком происшествии быстро выведали бы богатые сплетники, которые были бы крайне рады предать известие большей огласке. О скверных поступках наследника клана узнал бы и народ Севера, который к тому же ожидал от избранного Небесами исключительно благих деяний и намерений. Вдобавок не стоило забывать, что тело будущего бога для смертных представляло собой духовный храм, за осквернение которого любого могла постичь кара. И именно последнее приносило боль всякому семейству, где рождался избранный. Никто из родных понятия не имел, как именно воспитывать будущего покровителя, чтобы он вырос без клеш [18] и с чистыми помыслами. Поэтому госпожа У и пригрозила Го Бохаю: его положение предполагало, что он будет нести ответственность за проступки воспитанника с ним наравне. Пока что всё ограничивалось ворчанием и острыми высказываниями за закрытыми дверьми поместья, но чувство, что он вот-вот сорвется со скалы, которую так долго пытался покорить, становилось все ощутимее.
Скользнув взглядом по свисающим до плеч волосам наставника, госпожа с суровым видом удалилась из зала, так же хлопнув дверью, как и сын.
* * *
На долгое время во всем поместье главенствующего на северных землях семейства воцарилась мертвая тишина. Никто из слуг не осмеливался обсуждать ссору госпожи и юного наследника и то, что оба не разговаривали друг с другом уже месяц. В такие моменты хозяйка горы Хэншань была сама не своя, любой неоднозначный взгляд со стороны прислуги мог спровоцировать женщину вновь взяться за хлыст. Но в этот раз боль и страдания обошли всех стороной.
Срок наказания юного господина прошел. Запрет покидать родные стены никак не сказался на его делах, однако сам этот факт сильно тяготил У Чана. Вечерние трапезы проходили в разных концах поместья. За те дни, что уже успели пролететь, сын не единожды отказывал матери в приеме, чем сильнее подливал масла в огонь их конфликта. Слуги только и слышали гневное «нет» наследника и возмущенное «да как он смеет!» госпожи. Но, как считал наставник, У Чан поступал так не со зла. Просто в ученике бурлила горячая кровь, такая же, как у его родных, и требования матери неукоснительно явиться к ней только подогревали желание поступить с точностью до наоборот. Чем больше госпожа гневалась на сына, тем чаще он творил что-то возмутительное. Как, например, сейчас: У Чан, стоя перед садом, что так любила его мать, прожигал взглядом небольшой распустившийся куст орхидеи. Мысли крутились в голове и сходились только в одном. Но вовремя подоспевший наставник быстро сообразил, что необходимо вмешаться.
– Надеюсь, ученик не собирается трогать цветок, что с большой заботой взрастила госпожа?..
Не отрывая взгляда от растения, о котором госпожа и правда заботилась гораздо больше, чем о сыне, У Чан покачал головой.
– Хорошо, а то я уже невесть что подумал, глядя на твой суровый вид.
На эти слова У Чан никак не отреагировал.
