Чтобы бросить вызов Грэшиму, Джоак нуждался в могущественном оружии и навыках его использования. Существовал лишь один способ добиться желаемой цели.
Нужно было сделать из посоха оружие крови.
Джоак приготовился, сосредоточившись на алой капле, сбегавшей по окаменелости. Заклинание было не таким уж и сложным — гораздо проще, чем вызывание огня, к примеру. Пугала цена, которую придется заплатить. Он хорошо помнил, как внезапно повзрослела Элена.
Но, раз уж начал, отступать нельзя. Не дожидаясь, пока ослабнет решимость, Джоак произнес заклинание, усилив его своей волей.
Действие волшебства сказалось немедленно. Он почувствовал, как часть жизни вырвалась из него, перейдя через кровь в посох.
Задыхаясь, Джоак упал на колени. Перед глазами мелькали пятна, но он заставил себя не уйти во тьму. Начал глубоко дышать, словно только что вынырнул. Наконец зрение прояснилось. Стены перестали кружиться в хороводе.
Положив посох на колени, Джоак посмотрел на руку, сжимавшую его. Как и в случае с Эленой, заклинание мгновенно пожрало годы. Ногти на пальцах отросли и загнулись, кожа сморщилась. Стоило ли содеянное такой жертвы?
Он поднял посох. Серый некогда камень сиял снежной белизной. Зеленые самоцветы, как и потеки запекшейся крови, резко выделялись на нем. С каждым ударом сердца кровь впитывалась все глубже в каменную древесину, сплавляя воедино посох и тело, приспосабливая оружие под его хозяина.
Джоак с трудом поднялся на ноги. Когда Элена «переделала» старый посох Грэшима, ее брат ощутил себя полноценным бойцом, который един со своим оружием. Получится ли на этот раз? Сумеет ли он, как и рассчитывал, без ограничений использовать магию снов, заключенную в посохе?
Откинув полу плаща, он выставил наружу обрубок правой руки, кисть которой откусил кровожадный гном, сопровождавший Грэшима. Если бы Джоак мог исцелиться, то появилась бы надежда — не только для него самого, но и для всех. Приближалась великая война, и он не хотел оставаться в стороне вместе с детьми и старцами.
Джоак потянулся к силе посоха. Как только его культя коснулась камня, он обратился к магии — на этот раз не к плетению, а к ваянию.
Из обрубка запястья выросла призрачная кисть, сотворенная из тонких струек силы. Полупрозрачные пальцы сомкнулись на окаменелости. Ноги Джоака дрожали, но он использовал свою связь с посохом, чтобы зачерпнуть как можно больше силы сновидений. Очень медленно воображаемая рука обретала плотность, получая осязаемость благодаря желанию мага. Джоак смог ощутить ею шероховатость окаменевшей древесины, острые вкрапления кристаллов.
Теперь он держал посох в изваянной руке и даже смог его поднять. Через наколдованную кисть сохранялась их кровная связь.
Сон в самом деле стал явью!
Сила билась в нем. Темная магия и магия сновидений смешались и подчинились ему! Джоак вспомнил девушку с глазами цвета летних сумерек, и с его губ сорвалась беззвучная клятва мести. Он найдет Грэшима и заставит его сполна заплатить за кражу молодости и за ту, кого Джоак утратил в песках.
Опустив посох, он натянул на здоровую ладонь перчатку, а потом перехватил свое оружие защищенной рукой, разъединив плоть и каменное дерево. Едва только кровь перестала поступать в посох, он вновь стал из белого светло-серым. Теперь новая победа Джоака будет оставаться тайной.
Не стоило показывать всем подряд правую ладонь, изваянную из стихийной магии. Появятся любопытные, пойдут вопросы… Кроме того, сохранение волшебной ладони отбирало очень много силы. Он взмахнул рукой в воздухе и распустил плетения. Кисть исчезла, словно потушили свечу. Она вновь стала сном.
Всем телом налегая на посох, Джоак побрел прочь из пещеры.
Еще придет пора открыть его тайну. А пока он решил хранить новое знание у самого сердца, рядом с памятью о девушке с волосами цвета красной бронзы и самыми нежными в мире губами.
Элена устроилась в кресле в своих покоях, рядом с камином, где к утру почти прогорели угли. Остальные тоже сидели или стояли у очага. Трое слуг принесли блюда с кружками кофе, овсяными булочками, яблоками, ломтиками сыра и наперченного бекона.
Эр’рил устроился за плечом девушки. Если бы Элена повернула голову, то прикоснулась бы щекой к его руке, сжимающей спинку кресла. Но еще не пришла пора просить у него защиты. Элена выпрямилась, руки в перчатках сложила на коленях и постаралась сделать бесстрастное лицо.
«Всего один месяц»…
Арлекин Квэйл замер у камина, глядя на угли, будто пытаясь прочесть какое-то предсказание в их багровых, присыпанных пеплом огнях. Он теребил серебряный колокольчик, пришитый к камзолу, пока слуги не ушли.
Шум, поднятый в совете после ошеломляющей новости, достиг такой силы, что не могло быть и речи о спокойном обсуждении вопроса. Яростно кричащие, возмущенно пререкающиеся советники словно оглохли и не могли прислушаться к гласу рассудка из-за пережитого потрясения.
И вот тогда их отвлек тревожный набат. Вскоре принесли весть — корабль-разведчик элв’инов рухнул в море. Элена прервала военный совет.
— Где Мерик? — пробормотал Эр’рил.
— Он скоро придет, — ответила ведьма.
Словно в подтверждение ее слов раздался стук в дверь. Один из слуг впустил в комнату принца-элв’ина. Мерик поклонился собравшимся, окинув их быстрым взглядом.
Главный шкипер кровавых наездников восседал напротив Элены, длинная черная коса, подернутая сединой, свисала через плечо. Рядом стоял его сын, Хант, высокий и статный, татуировка в виде ястреба поблескивала в свете камина.
Еще одно кресло у камина занял мастер Эдилл, из мер’ай. Сухопарый старик с белыми волосами крутил кружку перепончатыми пальцами.
Мерик кивнул вождям поочередно, а потом его внимание привлек странный, ярко разодетый человечек, стоящий рядом с лордом Тайрусом.
Приподняв бровь, он обратился к Элене.
— Прошу простить меня за опоздание, — произнес элв’ин с холодной учтивостью. — Потребовалось время, чтобы отдать распоряжения в гавани.
— А что произошло? — спросила девушка, кивнув. — Мне донесли, что разбилось судно.
— Корабль-разведчик возвращался с севера. Капитаном на нем была моя кузина.
Хотя лицо Мерика сохраняло присущую ему невозмутимость, Элена заметила искру горя в его глазах и дрогнувшие губы. Еще одна утрата. Вначале погиб в пустыне брат Мерика, затем мать отдала жизнь, чтобы могли спастись последние беженцы из Стормхейвена, их родного города. Теперь народ элв’инов рассеялся кто куда, а Мерик по праву рождения, как последний член королевского рода, обязан был принять на себя бремя короны. За глаза его давно уже звали королем, но он пока отказывался принять титул. «Только после воссоединения моего народа», — заявил он излишне нетерпеливым. И вот еще одна смерть.
