Гобелли, сухой высокий старик с глубоко запавшими глазами, дребезжаще рассмеялся.
– Хочу быть герцогом, господин де Койн.
– Нет, мастер, герцогом я вас сделать не смогу – и я с сожалением развел руками. Всему есть свой предел. Бароном, быть может даже графом, вероятно получится. Надеюсь, я смогу уговорить Янианну. Гобелли дворянин, и личность в Империи известная. Но чтобы герцогом…
Гобелли рассмеялся вновь:
– Не нужен мне герцогский титул. Поверьте, я уже не в том возрасте, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
Говоря это, он рассматривал револьвер. Чтобы разобраться, ему не потребовалось и пары минут. Причем мне даже не пришлось ему ничего подсказывать. Он внимательно рассматривал механизм, что-то неслышно бормоча себе под нос. Мне удалось расслышать лишь одну его фразу:
– Господи, как все просто – при этом Гобелли посмотрел на меня.
Я развел руками, увы, все это не моя заслуга.
А затем у нас пошел замечательный разговор, закончившийся далеко за полночь.
-… Вот тут вы не правы, маэстро. Такое вполне устранимо. Достаточно одеть ствол в водяную рубашку и все проблемы с теплоотдачей будут решены. Вот так это будет выглядеть на рисунке.
– В водяную рубашку говорите? А ведь верно…
-… Полноте вам, господин де Койн. Зачем все усложнять? Не проще ли будет сделать ход шептала чуточку длиннее?…
Устройство и преимущества унитарного патрона он понял мгновенно. Да и не удивительно, это я человек, нахватавшийся обрывков чужих знаний. Он же мастер, маэстро.
… Понимаете, господин Гобелли. Я думаю, что проблема с бездымным порохом будет решена в ближайшее время – заявил я с уверенностью, которую совсем не испытывал. Не знаю почему, но у Капсома с этим вопросом определенно не ладилось.
Гобелли поставил на стол тигель, насыпал в него немного мелкого серого порошка и поднес лучинку, подожженную от свечи. Комната озарилась яркой вспышкой, поднявшей к потолку слабую струйку дыма.
Гобелли победно посмотрел на меня и сказал с улыбкой:
– Что вы там говорили о дюжине молоденьких наложниц….?
От воспоминаний меня отвлек звонкий голосок Мириам:
– Ваша светлость, похлебка готова.
Не очень-то я сейчас похож на его светлость. С заплывшим глазом, по-прежнему босой, с распухшим лицом и плохо застиранными пятнами крови на белой рубашке. А похлебка у нее удалась на славу.
За ужином мы и вели неспешный разговор.
– Так, – произнес я голосом, от которого Мириам непроизвольно съежилась. – Ты зачем его развязала? Я же сказал тебе ударить его по голове, если он начнет шевелиться.
Девушка съежилась еще больше:
– Я ударила его…
– А он что?
– А он открыл глаза.
– А развязала-то зачем?
– Он сказал, что если я этого не сделаю, то привяжет веревку за ногу и выкинет меня за борт. А чтобы акулы сразу почуяли кровь, сначала отдаст меня команде.
Сейчас Мириам представляла собой сплошной комочек. Я погладил ее по голове, на что она ответила мне робкой улыбкой. Я ни в чем тебя не виню, девочка. Далеко не каждый мужчина нашел бы в себе мужества отказать этому человеку в его маленькой просьбе.
Немного помолчали, отдавая должное ухе, которая получилась у нее весьма недурственная.
– Ваша светлость, а куда вы меня теперь денете? – наконец поинтересовалась Мириам.
– Замуж отдам – не задумываясь, ответил я.
– Замуж? – поперхнулась девушка. Затем, немного помолчав, осторожно поинтересовалась – за кого замуж?
– Вот за Проухва и отдам – снова не замедлил я с ответом.
Мириам посмотрела на Прошку, повела плечиком, пару раз хлопнув ресницами:
– Проухв, возьмешь меня замуж?
Теперь поперхнулся Прошка. Вообще-то, как я уже успел заметить, не слишком он ровно дышит в ее сторону. Определено Мириам ему очень понравилась.
– Не сейчас, конечно – успокоил я их обоих – через пару лет. Подрастешь, ума наберешься…
Мариам разочарованно вздохнула:
– Через пару лет мне будет девятнадцать. Все приличные девушки к этому времени давно уже замужем и детишек имеют… – и она опять вздохнула тяжело.
На это раз поперхнулся я. Через два года девятнадцать лет? С другой стороны, когда в каюте она голенькая метнулась мимо меня к своей одежде, все у нее было не по-детски. Мириам, уловив мой взгляд, вспыхнула, видимо тоже вспомнив об этом.
Снова помолчали пару минут. Затем девушка невинно поинтересовалась:
– Ваша светлость, а спать мне с моим женихом ложиться?
Прошкина рожа стремительно покраснела.
Проухв, да что с тобой? Если я сейчас поставлю тебя вон на тот мысок, то твое лицо вполне сможет служить маяком, предупреждая корабли об опасности. Никогда бы не подумал, что такая невинная шутка тебя так смутит.
Насколько я знаю, с женщинами у Прошки проблем никогда не было. Проухв им нравился, высоченный плечистый парень, пусть и с несколько простоватым лицом. Неужели Мириам приглянулась ему настолько?
Здесь я вспомнил очередность, согласно которой мы поперхнулись и сообразил, что краснеть сейчас моя очередь. Так, не дождетесь.
– Прошка, нарежешь розог и замочишь их в море. Будем твою невесту воспитывать.
Я рассчитывал, что Мириам испугается, ведь говорил это с самым серьезным выражением лица. Сейчас.
Мириам звонко рассмеялась.
– Прошка – букашка, Прошка – букашка.
Наконец, ей удалось объяснить, что слово «прошка» и означает букашку на каком-то знакомом ей наречии.
Ничего себе букашка. Проухв и так поперек себя шире, что при его росте смотрится очень внушительно, а в кирасе и вовсе достигает ужасающих размеров.
Перед сном я размышлял о наших дальнейших действиях. Пойдем на шлюпке вдоль берега, чтобы в случае опасности можно было отойти от него подальше, либо же высадиться на него и скрыться в лесу. Лес здесь густой, настоящая сельва. Так что лучше морем, чем по берегу ноги бить. На побережье обязательно отыщется селение. А там уже будем решать, что делать дальше. Да и не должны мы были далеко уйти от Гостледера, еще и суток не прошло.
Утром я проснулся от громкого шепота Мириам:
– Прошечка, букашечка, разведи костер, я замерзла.
Проухв сонно зашевелился, и она зашикала на него: тише, тише, господина разбудишь.
– Прошка – позвал я его.
Тот мгновенно вскочил на ноги.
– Да, ваша светлость?
– Ты розги вчера замочил? Так неси их сюда.
И тот поплелся за розгами. Ну нельзя же так, Проухв. Я же шучу, и даже Мириам это понимает. Но ведь прикажи я тебе высечь ее, и ты сделаешь это, сделаешь не из-за страха передо мной. Мне даже жалко иногда тебя становится из-за твоей потрясающей наивности и немного горделиво из-за преданности.
