Эта картина мгновенно пронеслась в памяти, когда взгляд чуть задержался на самом последнем этаже, и вот наконец он тонет в квадратике неба… Свобода, тоска, вера, раскаяние, надежда — все это вливается в грудную клетку одновременно, не спрашивая и не предупреждая душу — готова ли она, примет ли…
И каким бы ни было в этот момент небо — пасмурным, ясным, — давящим тяжестью свинца, либо зовущим ввысь прозрачностью лазури, — «небо-над-Питером» — это нечто осознаваемое сознанием, воспринимаемое чувствами, — субстанция, живущая своей жизнью и по своим законам. И чем дольше ты не покидаешь город, — тем сильнее его чувствуешь. И это чувство, простите, — бесполезно описывать словами.
Старцев с невероятным усилием оторвал взгляд от неба, чтобы не дать магии колодца завладеть им окончательно, глубоко вдохнул — и тут же пожалел об этом. Мерзкий запах мочи перестал навевать философские размышления. Фу…. Зато отрезвляет.
На первый взгляд ничего, что могло привлечь его внимание и хоть как-то пролить свет на случившееся, не было. Скользя глазами вдоль стен с характерными подтеками, он случайно встретился взглядом с серой кошкой, которая мгновенно съежилась и пулей шмыгнула в подвальное помещение через прямоугольное окошко. Старцев подошел к двери подъезда, дернул дверь на себя, вошел…
Да уж. Куда романтичнее вглядываться в квадратик неба, утопая в перспективе линий и вспоминая великого классика. В подъезде было темно, сыро, хотя лето в самом разгаре, и отвратительно настолько, что хотелось скорее выйти на улицу. Настроение испортилось окончательно. Его охватила злость.
Значит когда ты «дочь самого» (он вспомнил, как следователь поднял палец и закатил глаза), когда двор, в котором ты живешь, закрывается, охраняется, оборудован камерами, и не выполняет функции общественного туалета в ночное время суток — ты имеешь право на защиту и справедливость.
Он вспомнил огромные, темно-карие, почти черные, лишенные всякой надежды глаза Вики. Подъезд, где она жила молчал, давил на Старцева своей исторически сложившейся безысходностью. Таковы законы жанра, — ничего не поделаешь, девушка Вика… Ты родилась не в то время, не в том месте, ты живешь в неправильном подъезде — и у тебя нет шансов на спасение.
Высокий черный армейский ботинок пнул огрызок с какой-то прилипшей к нему серой склизкой гадостью. Кошка, немного осмелев и устроившись на подвальном окошке, проследила за ним взглядом, но ни тронулась с места. Он добьется правды и вытащит девчонку из этой передряги. Он не нашел ничего, ни одной зацепки, — но каким-то невероятным образом колодец, в котором жила Вика убедил его, что она говорит правду. И сделав еще один вдох, он наконец-то заметил, что следователь ему что-то увлеченно рассказывает, с чувством пританцовывая кучеряшками.
— В Петербурге всегда так было и так будет, — говорила между тем следователь. — И у нас — на набережной Фонтанки — как и везде… В одном дворе — богатые. У тех — камеры, отгороженные дворы. Дизайн местами. Шлагбаумы. Охрана. Всё загородиться от остального города хотят. А рядом — вот так.
30 июня 14:30 кафе 8-я линия Васильевского острова.
— Спасибо, Анфиса Витольдовна! — Старцев одновременно говорил по телефону и искал, где же забегаловка Ирмы — и не находил, от чего начинал злиться еще сильнее. — Да. И у меня уверенность, что это три наших дела. И похититель один и тот же. И я не смог проследить, куда женщин уволокли. Вы к реставраторам? Отлично! А Михаил Ефремович смог что-то разузнать по датам рождения, кому женщины могли понадобиться? Никому? Еще лучше… Нет, я забыл позвонить на счет африканской выставки. Вы сами позвоните? Спасибо огромное!
Старцев нажал на кнопку отбоя и вздохнул с огромным облегчением — что-то, а звонить бывшей жене и просить о помощи не хотелось. И не потому, что Катя стала бы издеваться или скандалить. Или отказала бы в помощи. Нет. Просто до сих пор было больно. И как-то не понятно: почему получилось так, как получилось.
Старцев плохо помнил, как называлась забегаловка Ирмы, зато не забыл, что определение «забегаловка» относительно ее кафе бесило Ведьму по-настоящему, а потому старался давать такое определение только мысленно. Как бы он не любил ведьм вообще, а Ирму в частности, он все-таки считал, что злить настоящую ведьму — глупо, а злить Ирму — глупо вдвойне. Поворот, еще поворот, — он зашел во двор старого фонда на восьмой линии Васильевского острова, где на первом этаже располагалось разыскиваемое кафе. Место было шикарное во всех смыслах, и с точки зрения магии в том числе. Да уж… В умении вести дела Ирме не откажешь. Черт… Это не то кафе!!! Но он же точно помнит — восьмая линия, вход со двора….
Перед ним красовалась неоновая вывеска в рокерском стиле: «ПАРКОВКА». Он уже хотел развернуться и удалиться в поисках зелено-желтого названия (не то «Ирма», не то «Ирэна», не то «Ирис» — что-то в этом роде), вполне соответствующего названию кафе, которое для прикрытия своей основной деятельности обычно держали Питерские ведьмы, как его внимание привлекла дощечка на двери: «Парковка. Бар».
Табличка была деревянной, очень искусно сделанной. По периметру вырезаны узоры и символы, замаскированные под растительный орнамент настолько тонко и изящно, что узнать их было очень трудно — излюбленный прием Ирмы. Окончательно же он убедился в том, что не ошибся адресом, когда увидел, что композиция завершается маленькой фигуркой летящей на метле ведьмы в огромной треугольной шляпе. Внимания табличка не привлекает на первый взгляд, но, если присмотреться — сомнений в стилистике данного заведения у вас не останется никаких. Старцев совсем растерялся. Неоновая вывеска раздражала холодным голубоватым светом и названием.
Что за ерунда, — зачем это Ирме вдруг понадобилось? Или современные ведьмы сменили метла на мотоциклы? Ну тем хуже для них… Это уже слишком! Мотоциклы — та часть его души, куда он никого не собирался пускать, тем более ведьм!
И начальник отдела грубо толкнул дверь, проигнорировав изящный кованый молоточек, висящий под табличкой. Конечно, можно было бы им воспользоваться, почувствовать атмосферу старой сказки, как, видимо, и было задумано дизайнером, — но сейчас было не до сантиментов. Старцев шагнул в полумрак.
Надо признать — впечатляло. При всем своем раздраженном, скептическом настрое, — он на несколько секунд искренне поддался очарованию этого места. Старцев с трудом попытался вспомнить, как кафе выглядело раньше — аккуратные столики, чистенькие зеленые скатерти, розочки в вазочках. Кажется, это было именно так, хотя он и не был последнее время частым гостем у Ирмы. Тогда восхищение у него вызывали разве что отлично сваренный каппучино и фирменный грушевый пирог. Но теперь…
