Ознакомительная версия.
Темпл глубоко вздохнул.
— Мы все без формальностей. — Большинство из них были лжецами, все были ворами, некоторые убийцами. Неформальность не удивляла.
— Сержант Дружелюбный был со мной даже дольше, чем Темпл, с тех самых пор, как мы низложили Великого Герцога Орсо и усадили Монцкарро Муркатто на троне Талинса.
Сворбрек посмотрел вверх.
— Вы знакомы с Великой Герцогиней?
— Очень тесно. Я думаю, не будет преувеличением сказать, что я был ее близким другом и наставником. Я спас ее жизнь при осаде Муриса, а она мою! Историю ее восхождения к власти я обязан поведать вам на какой-нибудь остановке, это дело чести. Есть весьма немного достойных личностей, за которых или против которых я не сражался в то или иное время. Сержант Дружелюбный?
Безшеий сержант посмотрел вверх, его лицо ничего не выражало, как плита.
— Что ты понял за время, что ты со мной?
— Я предпочитал тюрьму. — И он вернулся к катанию своих костей, занятию, которое могло полностью занимать его часами.
— Он такой шутник! — Коска махнул костлявой рукой на него, хотя не было и намека на шутку. За пять лет Темпл ни разу не слышал, чтобы сержант Дружелюбный шутил.
— Сворбрек, вы найдете, что Компания живет добродушными шутками.
Не упоминая медленно кипящую вражду, изнурительное безделье, жестокость, болезни, мародерство, измену, пьянство и распутство, способное заставить краснеть дьявола.
— Эти пять лет, — сказал Темпл, — я смеялся не переставая.
Было время, когда он находил истории Старика веселыми, очаровательными, волнующими. Волшебным блеском того, как можно жить без страха. Теперь его от них тошнило. То ли Темпл узнал правду, то ли Коска забыл ее, сложно сказать. Возможно, того и другого понемногу.
— Да, это была замечательная карьера. Множество достойных моментов. Множество триумфов. Но и поражений. Каждый великий человек их испытывает. Сожаления — цена в нашем деле, как всегда говорил Сазайн. Люди часто обвиняют меня в непостоянстве, но я чувствую, что всегда, на каждом конкретном перекрестке я выбирал одно и тоже. В точности то, что мне нравилось.
Непостоянное внимание пожилого наемника блуждало по его воображаемому прошлому, а Темпл начал отступать, проскальзывая вокруг сломанной колонны.
— У меня было счастливое детство, но дикая юность, полная безобразными происшествиями, и в семнадцать лет я оставил родину в поисках удачи, с одним только разумом, отвагой и верным клинком…
Звуки бахвальства милосердно утихли, когда Темпл ретировался вниз по холму, шагая из тени древних руин на солнце. Чтобы Коска ни говорил, добродушных шуток здесь было немного.
Темпл видел отчаяние. Он пережил многое. Но он редко видел людей столь жалких, как последняя порция пленников Компании: дюжина страшных повстанцев из Стариклэнда в цепях, голые, окровавленные, грязные и привязанные к вбитым в землю кольям. Сложно было представить в них угрозу величайшей нации в Круге Земель. Сложно было представить их людьми. Только татуировки на их предплечьях демонстрировали некие остатки тщетного вызова.
Ебать союз. Ебать короля. Прочел ближайшую линию рельефного шрифта от предплечья к запястью. Мнение, которое Темплу все больше нравилось. В нем развивалось подлое чувство, что он оказался не на той стороне. Опять. Но не всегда легко предвидеть, когда выбираешь. Возможно, как Кадия однажды сказал ему, ты не на той стороне, как только сделал выбор. Но, по наблюдению Темпла, худшее доставалось застрявшим посередине. И ему надоело получать худшее.
Сафин стоял у пленников, с пустой флягой в одной руке.
— Чем занят? — спросил Темпл.
— Тратит воду, — сказал Берми, развалившись на солнце неподалеку, поскребывая свою светлую бороду.
— Как раз наоборот, — сказал Сафин, — я пытаюсь направить милость Божью на наших пленников.
У одного была ужасная необработанная рана в боку. Его глаза метались, губы беззвучно шептали бессмысленные приказы или бессмысленные молитвы. Если можешь почуять запах от раны, надежды мало. Но внешний вид прочих был не лучше.
— Если Бог есть, он льстивый плут, и никогда не стоит доверять ему что-то важное, — пробормотал Темпл. — Милостью было бы убить их.
Берми согласился:
— Я говорил то же.
— Но это потребует мужества, — Сафин поднял ножны, предлагая эфес своего меча.
— Есть у тебя мужество, Темпл?
Темпл фыркнул.
Сафин опустил оружие.
— Как и у меня. Поэтому даю им воду, и даже этого не хватает. Что там на вершине холма?
— Мы ждем нанимателей. И Старик кормит свое тщеславие.
— Этот аппетит хрен насытишь, — сказал Берми, срывая и отбрасывая маргаритки.
— Растет с каждым днем. Соперничает с виной Сафина.
— Это не вина, — сказал Сафин, хмурясь на пленников. — Это праведность. Разве священники тебя этому не учили?
— Ничто так не излечивает от праведности, как религиозное образование, — проворчал Темпл. Он думал о Хаддише Кадии, читающем уроки в чистой белой комнате, и о молодом себе, насмехающемся над ними. Милосердие, милость, самоотверженность. Насколько совестлива та Его часть, которую Бог вкладывает в каждого человека. Осколок божественного. Тот, на получение которого Темпл потратил долгие годы борьбы. Он поймал взгляд повстанца. Женщина, волосы спутаны на лице. Она потянулась, насколько могли позволить цепи. За водой или за мечом, он не понял. «Хватай свое будущее!», гласили слова, вытатуированные на ее коже. Он вытащил свою флягу и нахмурился, взвесив ее в руке.
— Какая-то твоя вина? — спросил Сафин.
Прошло много времени с тех пор, как он их носил, но Темпл не забыл, что такое цепи.
— Давно ты скаут? — раздраженно бросил он.
— Восемнадцать лет.
— Мог бы узнать за это время, что совесть хреновый проводник.
— Определенно не знает этой страны, — добавил Берми.
Сафин широко развел руки. — Кто тогда укажет нам путь?
— Темпл! — резкий крик Коски, донесшийся сверху.
— Твой проводник зовет, — сказал Сафин. — Тебе придется дать им воды позже.
Темпл кинул ему флягу, направляясь вверх по холму. — Сделай сам. Позднее Инквизиция их заберет.
— Всегда легкий путь, а, Темпл? — крикнул Сафин вслед.
— Всегда, — проворчал Темпл. Он не оправдывался за это.
— Добро пожаловать, господа, милости просим! — По прибытию их прославленных нанимателей, скачущих плотной группой вокруг большого укрепленного фургона, Коска широким жестом стащил свою огромную шляпу. Даже несмотря на то, что Старик, слава Богу, завязал в который раз несколько месяцев назад, он все равно всегда выглядел слегка навеселе. Эти цветистые жесты его узловатых рук, ленивый прищур иссохших век, бессвязная музыка его речи. Потому никогда нельзя было быть полностью уверенным в том, что он скажет или сделает в следующий миг. Было время, Темпл находил эту постоянную неизвестность волнующей, как наблюдение за колесом рулетки, в ожидании, что выпадет его число. Сейчас это было больше похоже на ожидание молнии из грозовой тучи.
Ознакомительная версия.
