Никто не ответил.
Трейси опять вскрикнула.
— Кто эти люди на улице? — Джозефина прошла дальше в комнату. — Кто они?
Громкие голоса смолкли, уступив место тому же тонкому, минорному пению, с которого началось шествие.
Теперь Райан и его друзья различали некоторые слова.
— Заприте землю.
— Заприте небо.
— Мы должны быть одни.
— Чужаки, все чужаки должны умереть.
— Мы должны быть одни.
— Одни, одни, одни.
— Заприте страшное, меркнущее небо.
— Пусть нас оставят одних.
— Никаких чужаков, пролетающих в небе.
— Мы должны быть одни.
— Никаких угроз, никаких слез.
— Никаких чужаков среди нас.
— Никаких воров, что приходят по ночам.
— Одни, одни, одни.
— Значит, это они. Патриоты. — Миссис Райан взглянула на остальных. Все молчали.
Пение слышно было прямо под окнами.
Свет погас. Комната погрузилась в полную темноту.
Крики Трейси Мастерсон перешли во всхлипы — лекарство подействовало.
— Чертовски скверные стишки, если только можно… — Дядя Сидней прочистил горло.
В кромешной темноте казалось, что монотонная мелодия звучит отовсюду, заполняя весь объем комнаты.
Внезапно она оборвалась.
Послышался топот бегущих ног и резкие возгласы. Затем жалобный пронзительный крик, похожий на крик закалываемого животного.
Дядя Сидней зашевелился на своем стуле у окна и встал.
— Давайте-ка взглянем, — спокойно произнес он. Его палец лег на кнопку на подоконнике.
Джеймс Генри только и успел крикнуть: «Нет!», — а Райан, протянув руку к дяде, был уже на середине комнаты.
Слишком поздно.
Штора взлетела вверх.
Окно, занимавшее всю стену целиком, открылось в ночь.
Райан замер посередине комнаты, освещенный пляшущим светом тысяч факелов, горевших на улице. Успевший вскочить, Генри застыл на месте, рядом с Джозефиной, стиснувшей в руках флакон.
Женщины в темных одеждах неподвижно сидели на своих местах.
Жуткие вопли не смолкали.
Дядя Сидней смотрел вниз, на улицу. На другой стороне, в высоком доме напротив все окна были зашторены.
— О Боже мой, — произнес дядя Сидней. — О Боже мой!
Джозефина Райан прервала молчание:
— Что там такое?
Дядя Сидней не отвечал. Он смотрел вниз.
Миссис Райан сделала глубокий вдох и, овладев собой, подошла к окну, чтобы бросить быстрый взгляд на улицу. Райан не сводил с нее глаз.
Слишком ужасно. Это действительно ужасно.
Дядя Сидней с застывшим лицом продолжал смотреть.
Толпа схватила молодого человека лет двадцати, одного из жильцов противоположного дома. Его привязали к старой деревянной двери и, прислонив к стальной электрической мачте и облив бензином, подожгли.
Юноша корчился на полыхающей двери и пронзительно кричал, пожираемый пламенем. Толпа сомкнулась тесным кольцом, передних все время выталкивали слишком близко к огню задние, желавшие посмотреть. В свете страшного костра видны были по большей части мужчины, большинство из них лет тридцати — сорока. Женщины, попадавшиеся среди них, были моложе. Все были в темных, длинных одеяниях. Люди в переднем ряду присели и завороженно смотрели на горящее тело.
Молодая женщина с коротко остриженными светлыми волосами завопила:
— Гори, чужак, гори!
Мужчины вокруг нее подхватили этот крик:
— Гори, гори, гори!
Юноша, корчившийся в огне, в последний раз неистово изогнулся и замер.
Когда он перестал кричать, толпа успокоилась. Похоже, все были в изнеможении. Кто сидел, кто стоял, тяжело дыша и вытирая липа.
Дядя Сидней молча нажал на кнопку. Штора скользнула вниз — словно зачеркнув факелы, костер, молчаливую толпу внизу… Он тяжело опустился на стул.
В гостиной Райанов остались только звуки потрескивающего костра.
Миссис Райан убрала ладони от глаз, вышла на кухню и подошла к раковине. Было слышно, как она набрала воды в стакан, как выпила и поставила стакан в посудомоечную машину, как закрылась дверца машины.
Дядя Сидней сидел на стуле, уставившись в пол.
— Зачем тебе понадобилось открывать штору? — резко спросил Джеймс Генри. — А?
Дядя Сидней пожал плечами, не поднимая глаз от пола.
— Ну!
— Какое это имеет значение? — произнес он. — Какая, к дьяволу, разница?
— Ты не имел права подвергать нас этому… особенно женщин, — сказал Джеймс Генри.
Дядя Сидней поднял голову, в его глазах стояли слезы. Голос его прозвучал с напряжением:
— Ведь это произошло, правда?
— Какое наше дело? Мы не хотим впутываться в это. Это даже не твой дом. Это окно Джозефины было открыто, когда происходило это… событие. Обвинят-то ведь ее!
Дядя Сидней промолчал.
— Это произошло, вот и все, что я знаю. Это случилось — и случилось здесь.
— Ужасное зрелище, что и говорить, — сказал Генри. — Но это не отменяет того факта, что у Патриотов есть кое-какие правильные идеи, пусть они и осуществляют их весьма отвратительным способом. — Он насупился. — Кроме того… некоторым людям нравится смотреть на подобные вещи.
В глазах дяди Сиднея отразилось смутное изумление.
— Что?!
— А зачем тогда ты захотел посмотреть на это?
— Я не хотел смотреть на это…
— Это только слова…
В дверях появился Мастерсон и сказал:
— Трейси наконец заснула. Что там происходило? Опять Патриоты, да?
Райан кивнул.
— Они только что сожгли человека. Там, на улице.
Мастерсон поморщился.
— Чертовы психи. Если действительно надо избавиться от них, есть же множество законных процедур…
— Вот именно, — согласился Генри. — Незачем устраивать самосуд. Меня больше беспокоят эти их странные антикосмические настроения.
— Вот-вот, — отозвался Мастерсон. — Сколько раз им говорили, что в небе нет никаких враждебных объектов. Приводили десятки доказательств — и все равно они продолжают верить во вражеское нападение.
— А в этом не может быть какой-то доли правды? — робко вставила Джанет. — Ведь дыма без огня не бывает, а?
Все оглянулись на нее.
— Конечно, — согласился Мастерсон. — Но это крайне маловероятно.
Миссис Райан вызвала сервировочный столик, и все занялись кофе с тортом.
— Выпей, пока горячий! — не слишком любезно предложила миссис Райан.
Изабель Райан, вздрогнув, отказалась.
— Нет, Джозефина, спасибо. Мне кофе нельзя…
Джозеф и на поджала губы.
— Изабель неважно себя чувствует, — вступился за супругу Джон.
Райан, пытаясь все сгладить, улыбнулся Изабель:
