Грохнуло второй раз, яркая вспышка ударила по глазам, заставила зажмуриться. Из пивной бочки вырвало кран, холодная струя ударила прямо в лицо. Как раз кстати – сделав хороший глоток, Пуго рискнул приподняться
В зале было темновато – все светильники поразбивало. У стены и по центру разгоралось разлитое масло, в его пламени Пуго разглядел тело черного постояльца. Пуго сразу понял – он мертв. Ну не может человек дымиться, будто сырое полено в очаге, и быть при этом живым. Да и запашок очень нехороший – будто цыпленка в очаге спалили.
В дверях толкались разбегающиеся посетители и постояльцы. На такой фейерверк стража быстро пожалует, а со стражей народ местный общаться не любил. А Пуго куда деваться? Не бежать же – заведение-то его… так что не было печали…
Выбравшись из-за стойки, Пуго сорвал с ближайшего окна занавеску, подержал ее под струей хлещущего пива, кинулся забивать пламя, пока пожар тут не уничтожил то, что пощадил проклятый мальчишка. Огонь уже успел разгореться, и ушел неохотно, заставив Пуго от души надышаться едким дымом.
Убедившись, что язычков пламени больше нет, Пуго отбросил занавеску, кашляя и умываясь слезами вырвался на улицу. Согнулся на крыльце чуть ли не вдвое, закашлялся еще сильнее, пытаясь прочистить легкие. Желудок тут же скрутило судорогой. Инстинктивно, стараясь не наблевать у дверей своего заведения, Пуго просеменил вперед, склонился над сточной канавой, и только тут разрешил утробе очиститься.
Отплевываясь, распрямился, покосился влево. Ну что за день – угораздило его именно сюда блевать приползти! Репутации трактира и так хана пришла, лужа блевотины у дверей дело бы уже не ухудшила.
Оба посетителя, заработавшие стрелы в первые мгновения заварухи, лежали у канавы. Один был мертв – не может человек остаться живым, если ему пробило голову. Второй, очевидно, сумел дотащить его сюда, несмотря на свою рану. Но здесь его силы иссякли – уложив голову убитого себе на колени, мужчина плакал. Плакал страшно – с хрипом, с кровавой пеной. Так плачут перед уходом – умирая.
Страшный плач.
По мостовой зацокали подкованные сапоги – к умирающему и мертвому подошел убийца. Остановившись возле канавы, в шаге от своих жертв, парень бледно улыбнулся, и нежным, тихим голосом, спросил:
– Элмарен, ты узнаешь меня?
Умирающий с трудом приподнял голову, глянул слепо, непонимающе.
– Вижу, что не узнал. Посмотри на меня внимательнее.
Убийца наклонился, отбросил капюшон, рассыпав по плечам водопад длинных светлых волос.
– Посмотри. Хорошо посмотри. Ты умираешь, но там, куда ты попадешь, ты должен помнить о том, кто тебя туда отправил. И ты будешь знать, что это только начало.
Элморен дернулся, упал на бок, захрипел, с неописуемым ужасом глядя на убийцу, с натугой простонал:
– Хэ… Хе… Хэеллен… отродье… тыыыыыыы…
Стон перешел в бульканье, изо рта хлынула кровь, началась агония.
Убийца, вернув капюшон на голову, будто в воздухе растворился. Исчез во тьме. Дело это нехитрое – ведь фонарь над входом тоже разбило, а из-за туч ни звезды, ни луна, ни Шрам не достанут.
Пуго и сам не понял, что его дернуло шагнуть лишних два шага и склониться над телами. Наверное интуиция. Не так выглядели эти парни, не так. Не бывало здесь таких никогда. Не то с ними что-то… совсем не то…
Потянувшись к умирающему, медленно поднял капюшон. Не веря своим глазам крепко зажмурился, взглянул еще раз. Убедившись, что зрение не обманывает, нервно икнул, на грани слышимости потрясенно прошептал:
– Зайцы… мать их… Зайцы… Хана мне теперь…
Встав, Пуго, шатаясь, потопал в сторону ворот. Он, конечно, не надеялся, что сможет уйти из города. Не уйти ему – его же первого искать теперь начнут. Трактир, будь он неладен… Но и оставаться здесь он тоже не мог.
Надо делать хоть что-то. Нельзя стоять на этом месте. Нельзя. Плохое это место.
* * *
Тихо журчит вода под старой мельницей. Рабочие сняли с колеса лопасти, а новые не поставили. Незачем ставить – река здесь обмелела, ушла в новое русло. Там теперь строят другую мельницу, получше старой. А сюда никто и не заглядывает, тем более ночью, в предрассветный час, когда вся нечисть озверело ищет добычу, спеша насытится перед дневной спячкой. А ведь в омутах под мельницами много чего нехорошего прятаться может.
Плохое место. Если бы кто-то в эту пору проходил мимо, то сам бы убедился в этом. Из окон и щелей струится мерзкий синий свет, внутри что-то потрескивает, и кто-то бубнит на неизвестном языке.
Не иначе некры какую-то гнусность творят.
– Целое стало меньше.
– Мы ощутили потерю.
– Наша часть и так мала, а теперь стала еще меньше. Нам больно.
– Твоя боль, боль части и целого. Мне больно вместе с тобой.
– Целое, впусти часть со мной, дай мне прикоснуться. Издалека прикоснуться. Почувствовать.
– Тебе не дадут это осуществить. Ты потеряешь себя в целом. Твоя миссия как части еще не окончилась. Крепись и приблизь миг единения.
– Мне трудно. Но я сделаю все, чтобы объединить часть с целым.
– Найди того, кто сделал целое меньше. И прекрати его существование.
– Мы прервем его существование. Никто не должен делать целое меньше, даже если это часть.
– Целое имеет еще одно дело. Целое посмотрело все, что видело наше новое око. Целое нашло странное.
– Если часть должна знать что это, то часть готова слушать про странное.
– Око сделало съемку южного материка.
– Око делало то, что должно было делать. Мы должны сделать материк своим сейчас. И частью целого потом.
– Да часть, око делало то, что должно было делать. И око нашло радиосигналы в дециметровом диапазоне. Источник сигнала был на южном материке.
– Око нашло странное.
– Око нашло странное. Око сделало снимки места, откуда излучался сигнал. Око нашло там много странного. Такого странного мы еще не видели. Почувствуй то, что видело целое. Издалека почувствуй. Не приближайся.
– Целое, я хочу стать ближе.
– Терпи. Миг единения еще настал. Смотри все.
– Я вижу. И мне хорошо. Я чувствую восторг. Я почти прикоснулся к целому.
– Целое ослабляет контакт. Целое недовольно. Часть не должна так сильно хотеть раствориться в целом. Это может мешать нашему делу.
– Целое, это не помешает нашему делу. Часть будет стараться приблизить миг единения.
– Целое верит. Целое показало части все странное, что видело око на южном материке.
– Часть видит странное.
– Часть должна прийти на это место. Часть должна изучить это странное. И часть должна прекратить существование странного, если оно мешает нашему делу. Если странное не станет понятным, тоже прекратить. Непонятное опасно.