Антон Вильгоцкий - Зачарованные тропы

– Просто у этого мага ум за разум зашел, – пояснил Аль-Харон специально для Скольда, который так ничего и не понял из объяснения Феликса.

– Так чем же он занимается в таверне Фаргуса? – спросил гном.

– Старый сумасброд сколотил что-то вроде секты, – сказал Феликс. – Их там человек тридцать уже таких. Ганри считает, что события на Кладбище криков были только первым сигналом, а главные неприятности у нашего мира еще впереди.

При упоминании Кладбища криков девушка, сидевшая за ближайшим столиком, вздрогнула и с интересом посмотрела в их сторону.

– В общем, чокнутый кудесник часы напролет вдалбливает в головы всем, кто соглашается его выслушать, свои идеи о скором конце времен, – подытожил Феликс. – И у него с каждым днем появляется все больше последователей. Когда же таверна закрывается, они идут на улицы и начинают проповедовать эту белиберду всякому встречному. Я вчера съездил одному из них по физиономии – больно уж назойлив он был. Так этот хлыщ поспешил объявить меня прислужником Мрака. Нет, вы только представьте себе! Я – прислужник Мрака! – Феликс ударил по стойке кулаком. Бутылки со стаканами, звякнув, подпрыгнули. – Ничего, сегодня я снова туда наведаюсь. Научу эту публику выбирать выражения.

– Я помогу, если что, – улыбнулся Скольд.

– Спасибо, дружок, но я и сам справлюсь, – Феликс принял от Аль-Харона стакан и налил туда "Крови дракона". – Есть еще порох в пороховницах! – бард одним глотком осушил сосуд.

– Смотри только, не разнеси таверну Фаргуса, – сказал гном. – Все-таки, он мой друг.

– Постараюсь, – Феликс мрачно усмехнулся, взял бутылку и направился к свободному столу. Закуски он заказывать не стал, и это означало, что безумному пьянице Ганри с его сектантами и впрямь "светила" сегодня весьма веселая ночка…

Архимаг Дорнблатт сидел за столом в своем кабинете, со всех сторон обложившись старинными фолиантами. Ректор Академии пытался решить загадку, оставленную в наследство его далеким предшественником.

Что могло произойти такого, после чего Ингардус почти перестал появляться на людях и предпочел кануть в безвестность вместо того, чтобы вечно покоиться в янтарном мавзолее, в окружении магических огней? Что скрывал от мира величайший из волшебников Схарны? Почему не оставил потомкам ничего, кроме записанных с чьих-то чужих слов протоколов своих деяний?

Нет, не может такого быть, чтоб уважающий себя волшебник, внесший существенные дополнения в магическую систему – а уж Ингардус-то был новатором даже среди новаторов – не сохранил на бумаге или пергаменте хотя бы часть своего наследия. Маги очень гордятся подобными достижениями и порой посвящают целые тома истории разработки коротенького заклятия, предназначенного для прихлопывания комаров на расстоянии. Сам Дорнблатт написал таких книг ровно тридцать пять – по одной на каждое десятилетие своей жизни. У него, правда, заслуг было поболе, чем у борцов с кусачими насекомыми, но и они не шли ни в какое сравнение с тем, что сделал для схарнийской волшебной системы пророк Занзары.

"Возможно, именно в богине-то все и дело, – подумал Дорнблатт, проводя кончиками морщинистых пальцев по своей белоснежной бороде. – Ингардус был единственным, кто общался с ней на равных, и он, несомненно, получил от нее даже больше знаний, чем принято считать. Быть может, сама Занзара сковала его уста и руки печатью тайны, запретив распространять эти знания? Наверное, потому он и удалился от мира – чтобы даже по неосторожности не нарушить запрета. Что ж, вероятно, именно так все и обстояло. Во всяком случае, я хотел бы, чтоб это было именно так…"

Дорнблатт отодвинул в сторону толстый том, в котором более половины букв давно поменяли свое начертание, а некоторые даже утратили исконное фонетическое значение. Но даже эта древняя летопись – а первые ее строки были начертаны еще в те времена, когда над Схарной рокотали бури Волшебных войн – не содержала ни толики той информации, что была по-настоящему необходима архимагу.

Мысли ректора вернулись к тому, с чего начинались нынешние сутки – к отбытию отряда Борланда. Да, парень здорово польстил ему, назвав свою команду "отрядом Дорнблатта". Старый маг прекрасно понимал, что в данном раскладе ему отведена лишь роль мудрого наставника, а лавры героев уготованы Борланду и его друзьям. В сущности, жалеть Дорнблатту было не о чем – он и так имел немалую славу и блестящую репутацию, являясь своего рода Ингардусом своего времени…

Волшебник встал и направился к окну. На полпути он вдруг остановился и с тревогой посмотрел по сторонам. Что-то неуловимо изменилось в окружающем мире. Дорнблатт явственно ощущал, как в привычную картину мироздания вторгается нечто невероятно мерзкое. Нечто такое, чего не может, не должно быть…

– Что-то страшное грядет, – пробормотал Дорнблатт, сам не отдавая себе отчета в том, что говорит.

Шагнув к окну, маг отодвинул штору и посмотрел на улицу. Вроде бы, ничего необычного – тихая осенняя ночь, мягко шелестя лиловыми крыльями, плывет над арланской столицей. Но ректор Академии сразу понял – нынешняя ночь больна. Поражена какой-то чудовищной заразой, о происхождении которой Дорнблатт не имел ни малейшего представления. Сегодня темнота не выглядела простым отсутствием солнечного света. Будто бы расплавленный черный янтарь – липкий и ядовитый – пролился с небес, став магическим мавзолеем для всего живого…

– Нет, не может такого быть, – прошептал Дорнблатт. – Мраку не суждено восторжествовать над нами. Не для того живут волшебники Схарны. Все это бред. Просто я слишком долго читал мрачные предания древности.

Резким движением задернув штору, маг развернулся и пошел к выходу. Обернувшись на пороге, погасил взглядом горевшую на столе свечу. Вышел из кабинета и закрыл за собой тяжелую резную дубовую дверь.

– Господин Хенгрид, не возражаете, если я поболтаю немного с Феликсом? – поинтересовался Скольд. – Все равно ведь сегодня никто не желает слушать музыку. Я здесь сижу точно бесполезное изваяние.

– Иди уж, – махнул рукой гном и присосался к трубке.

Феликс к тому моменту допивал уже вторую бутылку. Глядя в никуда, здоровяк что-то бормотал себе под нос и время от времени взмахивал огромными ручищами – словно отрабатывал боковые удары. Да оно, скорее всего, так и было – Феликс ведь всерьез вознамерился нанести визит в "Три подковы", чтоб "побеседовать о жизни" с гужующимися там сектантами.

Несмотря на количество выпитого, Феликс был сейчас абсолютно трезв – с такой физической массой, как у него, требовалось выдуть не меньше средних размеров бочонка, чтобы почувствовать что-то, похожее на опьянение.