— Прощай, брат, — прошептал один из солдат, сглотнув комок, застрявший в горле.
— Прощай, для меня было честью служить с тобой!
— Убью, черти! — взревел старейшина, помчавшись на живую преграду, и, спустя мгновение, врезался в гвардейцев.
Те не сдюжили и разлетелись в стороны, словно кегли. Шут, сидя на крыше, уже прочел отходную молитву, но не тут-то было! Солдаты вскочили на ноги и закружились вокруг брызгающего слюной деда, ловко отбивая алебардами удары вилами. Так продолжалось три минуты, шут засек по часам. Несколько раз бугай смог-таки достать бравых воинов: их кирасы основательно измялись, из неглубоких ран на лицах текла кровь. Сам бузотер тоже не остался невредимым: его вздутые мышцы окрасились красным. Он тяжело дышал, стоя на чуть согнутых ногах и выбирал удобный момент для нападения, от его тела вверх поднимались струйки пара.
С высоты своего укрытия шут видел, что гвардейцы долго не выдержат, и решил им помочь. Достав из-за пазухи рогатку, рыжеволосый посланец короля прицелился и запустил в сумасшедшего старика один из камней, что всегда носил в кармане. Шут никогда не упускал возможность всадить кому-нибудь из придворных вельмож в мягкое место желудь или что-то покрупнее. Вот и пригодилось оружие!
Камень со свистом разрезал горячий воздух и врезался точно в седой затылок грозы села. Несколько секунд ничего не происходило, но потом старик закряхтел, пошатнулся, выронил вилы и со всего маху приложился физиономией о землю.
— Да! — заорали хором солдаты, отбросили в стороны алебарды и кинулись вязать деда по рукам и ногам, пока тот не пришел в себя.
Тут, откуда ни возьмись, появились абсолютно все жители деревни: от мала до велика. Даже собаки с курами. Вылезла из репейника и жена старейшины вместе с королевским летописцем, бледным, как сама смерть. Спустился с крыши и шут, и тут же приступил к своим обязанностям.
— Тащите сюда второго, он в сарае должен быть. Сейчас будем разбираться, кто виноват, — и пока гвардейцы ходили за предполагаемым отравителем, посланник короля присел на корточки возле мирно сопящего старейшины и приподнял ему веки. — С этим все ясно. Зрачки расширены. Его однозначно опоили, но вот чем? Смею предположить, что это дурь-трава. С белены эффект обратный.
Шут с умным видом потер подбородок и снова посмотрел на часы. На этот раз зеваки заинтересовались чудо-механизмом. Слуга государев поиграл еще немного на публику, а после продолжил то, зачем, собственно, сюда и прибыл. По его приказу найденного в сарае мужика обыскали и нашли при нем семена той самой дурь-травы. Да и, к слову сказать, одежка на нем не из дешевых. Качественная, больших денег стоит.
— Прав ты оказался, милок. Выходит, не виноват мой дед! — обрадовалась Апполинария, похлопывая его по плечу.
— Ну, это как сказать… — шут выпрямился. — Три трупа как списать?
— Тоже мне проблема, — заголосили жители наперебой.
— Напиши, что волк задрал и дело к стороне.
— Оставьте старосту в покое. Отлежится, придет в себя.
— У покойных родных нет, жили бобылями.
Шут покачал головой и подошел к летописцу, который усердно скрипел пером.
— Значит так, пиши, как они говорят. Зачем нам темные пятна на белом покрывале истории нашего государства? — писарь согласился, а дворцовый дурак направился к гвардейцам, что стояли у забора и осматривали свои раны. — Хвалю за службу!
— Рады стараться! — ударили те шпорами.
— Доложу о вашей храбрости государю. Завтра же. А теперь кидайте этого в телегу и поехали обратно. К ночи доберемся.
Взор бравых воинов тут же потускнел. Опять трястись в повозке, после такой битвы да еще на голодный желудок?! Это смерти подобно.
— Эй, мать! — крикнул шут Апполинарии. — Сообрази нам поесть в дорогу, да поживее, а то сейчас развяжем твоего благоверного…
Старуха не заставила себя долго ждать и уже через несколько минут вручила героям сегодняшнего дня целую корзину всякой снеди, не забыв сунуть гвардейцам по серебряной монете в награду за то, что не отправили ее старика к праотцам. Бабка пыталась еще их расцеловать напоследок, но те сумели отбиться.
— Как тебя все же звать? — спросила у рыжеволосого Апполинария.
— Шутом все кличут или дураком. Я не обижаюсь.
— Какой же ты дурак? — удивилась та. — Вроде умный, складный, на блаженного не похож. Странно… Ну да ладно. Прямой вам дороги, сынки.
— Шут… — прошептал парень. — Прохором, кажись, бабка кликала. Точно, так и есть.
Старуха помахала рукой, и к ней присоединилось все население Большой пахоты. Телега дернулась и покатилась за гнедой кобылой, не успевшей до конца обглодать куст боярышника, возле которого была привязана. Солдаты за обе щеки уплетали провиант и вспоминали минувшее сражение, не стесняясь в выражениях. Королевский летописец наспех перекусил ломтем хлеба да куском сыра, снова зарылся в солому и забылся мертвецким сном. Шут не отказался от предложенной колбасы, запил ее молоком прямо из бутыли и завел непринужденную беседу.
— Буду ходатайствовать, чтобы вас направили в действующую армию. Такие солдаты нам нужны.
Гвардейцы аж подавились.
— А может не надо? Это мы с перепугу, а?
Шут незаметно улыбнулся.
— Ладно, уговорили, все возьму на себя. С писарем договорюсь. Вы сами смотрите не проболтайтесь!
— Да мы никогда! — клятвенно пообещали те и для убедительности провели большими пальцами по горлу.
Тут вернулось сознание пленнику, что трясся с краю телеги. Он открыл глаза и, увидев шута, заголосил:
— Ну, слава тебе…! Я уж думал…
Договорить он не успел. Прохор точным и сильным ударом вновь отправил преступника в забытье.
— Болтун — находка для шпиона! — сказал он и погрозил пальцем гвардейцам. Те понятливо кивнули и продолжили трапезу лишь под скрип тележных колес. Солнце уже начало задевать макушки деревьев, в пышных кронах зашумел бродяга-ветер, запели птицы. Дневная жара начала спадать. Кобыла перестала упрямиться и теперь мирно брела по дороге в сторону столицы Королевства Серединных Земель…
Прохор проснулся с первыми петухами. Горделивые птицы перекрикивались между собой, словно стражники, совершающие ночью обход территорий: пароль — отзыв, пароль — отзыв. Шут потянулся, широко зевнул и почесал зад, поправив портки. Через открытое окно он увидел, как занималась заря. Оперевшись на подоконник, придворный болтун набрал в легкие воздуха и крикнул, что было мочи.
— Эге-ге-гей! — но город еще спал, только бродячие собаки ответили ему дружным лаем, да какой-то бедолага, что спал под стенами замка, аккурат под окнами Прохора. — Доброе утро, народ мой!
