Их глаза встретились. Умирающий приподнял правую руку, и Друсс взял ее.
— Я старался, как мог, мой мальчик.
— Я знаю.
Бресс угасал на глазах, а Друсс был не мастер говорить. Он только прижал отца к себе, поцеловал его в лоб и ждал, пока последний вздох не вышел из истерзанного тела.
Тогда он встал и вошел в дом. Все было перевернуто — шкафы распахнуты, ящики выдвинуты, ковры содраны со стен. Но тайник у дальней стены не обнаружил никто. Друсс поднял половицы и вытащил запыленный сундук, а потом Друсс взял в отцовской мастерской молоток и долото, отбил петли и сорвал крышку вместе с медным замком.
Внутри, завернутый в промасленную кожу, лежал топор — но какой! Друсс благоговейно развернул его. Черная металлическая рукоять длиной с мужскую руку, двойные лезвия — как крылья бабочки. Друсс потрогал края большим пальцем — острые как нож, которым брился отец. Топорище украшали серебряные руны — Друсс не мог их прочесть, но знал, что там написано. Ведь это был страшный топор Бардана, убивавший в годину ужаса мужчин, женщин и даже детей. Если верить сказаниям, надпись гласила:
Снага-Паромщик не знает возврата.
Друсс взял топор в руки, дивясь его легкости и превосходно соблюденному равновесию.
Ниже лежал черный кожаный колет с наплечниками из серебристой стали, а еще перчатки с такими же шипами и пара черных сапог до колена. Под всем этим обнаружился кошелек, а в нем — восемнадцать серебряных монет.
Скинув с себя мягкие кожаные постолы, Друсс натянул сапоги и надел колет. На самом дне сундука отыскался шлем из черного металла — во лбу у него красовался серебряный топорик в обрамлении серебряных черепов. Друсс водрузил на себя шлем и снова взял топор. В блестящем лезвии отразилась пара холодных голубых глаз, пустых и бесчувственных.
Снага… Этот топор во времена Древних выковал великий мастер. Снага… Его ни разу еще не точили — сталь его не тупилась, несмотря на множество битв, в которых проходила жизнь Бардана. А ведь топором пользовались задолго до Бардана. Бардан добыл Снагу во время Второй Вагрийской войны, ограбив гробницу древнего короля-воина, легендарного убийцы Караса.
«Это дурное оружие, — сказал как-то Бресс сыну. — Все, кто носил его, были бездушными убийцами».
«Зачем ты тогда хранишь его?» — спросил тринадцатилетний Друсс.
«Пока он у меня, он никого не убьет».
— Теперь ты снова сможешь убивать, — шепнул Друсс топору.
Снаружи донесся стук копыт идущей шагом лошади. Друсс медленно встал.
Кони Шадака вели себя неспокойно — запах смерти тревожил их. Своего трехлетку он купил у крестьянина к югу от Кориалиса, и — мерину еще не доводилось бывать на войне. Четыре лошади, взятые у бандитов, не так волновались, но все-таки прядали ушами и раздували ноздри. Шадак ехал, успокаивая их ласковыми словами.
Почти всю свою взрослую жизнь он пробыл солдатом. Он видел смерть — и благодарил богов за то, что привычка к ней не очерствила его. Гнев в его сердце боролся с горем, когда он смотрел на трупы детей и старых женщин.
Дома бандиты поджигать не стали — дым виден за много миль и мог бы привлечь сюда дренайских кавалеристов. Шадак натянул поводья, увидев у стены золотоволосую девочку и рядом с лей куклу. Детей работорговцы не берут — на машрапурском рынке их не сбудешь. А вот на молодых дренаек в возрасте от четырнадцати до двадцати пяти лет по-прежнему большой спрос в восточных королевствах: Вентрии, Шераке, Доспилисе и Наашане.
Шадак тронул мерина каблуками. Нет смысла задерживаться здесь: следы ведут на юг.
Но тут из ближнего дома вышел молодой воин. Конь испуганно заржал, взвился на дыбы. Шадак, уняв мерина, оглядел юношу. Ростом невысок, но из-за могучего сложения, широченных плечищ и мощных рук кажется великаном. На нем был черный кожаный колет, черный шлем, а в руках он держал наводящий страх топор. Шадак обвел взглядом усеянную трупами округу, но коня поблизости не увидел. Он перекинул ногу через седло и соскочил на землю.
— Похоже, друзья тебя бросили, парень?
Молодой человек, не отвечая, подошел поближе, и Шадак, заглянув в его светлые глаза, ощутил непривычный страх.
Лицо под шлемом не выражало ничего, но от воина веяло силой. Шадак настороженно переместился вправо, опустив руки на рукояти мечей.
— Ты, я вижу, гордишься своей работой? — заговорил он снова. — Много детишек нынче убил, да?
— Я здесь живу, — нахмурившись, пробасил молодой человек. — А вот ты не из них ли будешь?
— Я иду по их следу, — удивляясь испытанному облегчению, ответил Шадак. — Они напали на Кориалис, чтобы взять там рабынь, но девушки разбежались, а мужчины вступили в бой. Они потеряли семнадцать человек, зато прогнали врага. Меня зовут Шадак, а тебя?
— Друсс. Они угнали мою жену. Я найду их.
Шадак взглянул на небо.
— Дело к вечеру. Лучше выехать утром — ночью можно сбиться со следа.
— Я ждать не стану. Дай мне одну из твоих лошадей.
— Трудно отказать в столь учтивой просьбе, — угрюмо усмехнулся Шадак, — но давай все же поговорим, прежде чем ты отправишься в путь.
— Зачем?
— Затем, что их много, парень, и они имеют привычку оставлять позади заслон, который следит за дорогой. — Шадак кивнул на лошадей. — Эти четверо поджидали меня.
— Я убью всех, кого встречу.
— Ваших женщин, похоже, они увели? Я не вижу здесь их тел.
— Да.
Шадак привязал коней к изгороди и прошел мимо юноши в дом Бресса.
— Ты ничего не потеряешь, если послушаешь, что я скажу. — Ставя на место стулья, он увидел на столе старую кружевную перчатку, вышитую жемчугом, и спросил светлоглазого юношу: — Чья это?
— Моей матери. Отец порой вынимал ее из ларца и сидел с ней у огня. Так о чем ты хотел поговорить?
Шадак сел к столу.
— В этой банде два вожака — изменник Коллан, бывший дренайский офицер, и Хариб Ка, вентриец. Едут они в Машрапур, на невольничий рынок. С пленницами они будут двигаться не так скоро, и нам не составит труда догнать их. Если мы пустимся в погоню немедля, то застанем их на открытом месте. Двое против сорока — итог неутешительный. Они будут погонять почти всю ночь, чтобы поскорее пересечь равнину и добраться до длинных долин, ведущих к Машрапуру, — а завтра к вечеру они успокоятся.
— Они забрали мою жену. Я не позволю ей оставаться там даже на мгновение дольше необходимого.
Шадак со вздохом покачал головой:
— Я бы тоже не позволил, парень. Но ты же знаешь места, лежащие к югу. Разве сможем мы спасти ее, будучи на равнине? Они заметят нас еще за милю.