— Только к его врагам. — Глаза Старшего с тревогой и пониманием следили за судорожной жестикуляций тонких пальцев. — Лишь наши противники испытывают всю силу его ярости. Старший положил руку на полное плечо Сестры и слегка сжал. — Мы единое целое, вобравшие мудрость, милосердие и… гнев Отца. Ярость — это нож, который способен вырезать стрелу и перерезать горло. Важно, какая рука движет им. — Старший пытался поймать убегающий взгляд Средней, не желая обращаться к Дару, но его доводы разбивались о печальное неверие рыжеволосой собеседницы.
— Только к недругам? Хорошо. Но что будет, когда он, а точнее его потомки уничтожат всех врагов. Четвертый почти повержен. Кто следующий испытает его ярость?
— Уничтожить Врага нельзя, — негромко сказал Старший. Ты это прекрасно знаешь. Он будет существовать вечно или, точнее до тех пора, пока существует человек. К сожалению, природу людей не изменить, в ней всегда будут бороться добро и зло, светлое и темное. И наша задача не позволить этой темной половине победить. — Старший сжал дрожавшие пальцы Сестры, однако Средняя его не слушала.
— Он ни чего не боится! А ведь боятся все! Мы с тобой боимся всего — смерти, боли, опасности. Мы нормальные! Я вот, — Средняя издала нервный смешок, — боюсь даже поесть жирного на ночь, так как тут же начнутся желудочные колики. А Младший он не такой… я его не понимаю.
— Нет, Сестра. Он боится. Младший боится собственных страхов. Он лишь научился их подавлять. Его Дар в этом. Взамен он получает ту бешеную ярость и страшную жестокость, что так пугают тебя. Все мы пожинаем плоды собственных страстей и цена, уплаченная им за бесстрашие огромна.
— За его храбрость платят, прежде всего, другие. Своим душевным спокойствием, разумом, совестью. При этом все его боятся. Поверь, я не преувеличиваю, именно все! Даже не видевшие ни разу его жестокости и безжалостности, чувствуют что-то ужасное в нашем вихрастом Брате. Чуют, что в любой момент этот обаятельный и милый юноша превратится в чудовище, стонущее в предвкушении кровопролития. Обрати внимание, как на него смотрят эти его Смелые?! Чего больше в их взгляде, обожания или страха и трепета? Порой мне кажется, — голос Средней предательски задрожал, — что он слишком близок к Четвертому. Едва не соприкасается с ним. Его ненависть к темным адептам вызвана лишь тем, что зачастую он видит в них себя. Она с невыразимой мольбой взглянула на Старшего и прошептала: Иногда, я думаю, что он сам и есть Четвертый?
— Прекрати! — баритон Старшего зазвучал резко и строго. — Отец дал нам в спутники Врага? Опомнись Сестра. А кто тогда руководит обороной Темной Цитадели? Кто насылает на нас эти волны страха и боли, с которыми мы безуспешно боремся? Нет. Враг там. За этой высокой стеной. И наш Брат единственный, кто может низвергнуть его и своей яростью перебороть те эманации, что насылает Четвертый на нашу армию. — Голос Старшего дрожал. Казалось, привычная выдержка ему изменила. Он на мгновение замолчал, и будто устыдившись собственной резкости, продолжил мягко и благожелательно. — В каждом из нас есть темная сторона. Ибо сделав нас людьми, Отец хотел он того или нет передал нам и часть человеческих пороков. Они являются лишь обратной стороной наших достоинств. Мы не безгрешны. Свойственные нам, а значит и нашим будущим потомкам недостатки, будут сдерживаться Младшим. Его энергия, гневливость, бесстрашие помогут преодолеть грядущие кризисы. Мы же, со своей стороны, поможем ему побороть обратную сторону его Дара. Именно благодаря твоему милосердию и моей мудрости его ярость будет не разрушать, а созидать то царствие справедливости и порядка, что мы начнем строить после этой нашей победы. Наконец, всегда нужно помнить, что Враг окончательно не уничтожен и когда-нибудь он снова возродится. Пожелает ли тот момент Отец вновь отправить в Альферат своих посланцев, что бы спасти человечество от темных страстей? Я не знаю. И тогда потомки Младшего, да будут всегда плодовиты его чресла, сыграют свою роль. Врага не победить ни мне, ни тебе. С ним может справиться лишь Младший или те, в ком будет течь его кровь. Мы же со своей стороны должны…
Речь Старшего была прервана громким лошадиным ржанием. Послышались тяжелые шаги, и в комнату шагнул человек. Его кольчуга в полутьме казалась покрытой багряным налетом, который оплывая, отмечал путь вошедшего причудливой змейкой. Подойдя к столу, он бросил на него слабо звякнувшие перчатки и тяжело опустился прямо на земляной пол. Чадящий светильник, внезапно полыхнув, осветив знакомое безусое лицо.
— Я едва стою на ногах. Зов высосал меня до конца — недовольно буркнул Младший. — Он медленно стянул с головы кольчужный капюшон, от чего на широкие плечи высыпала копна темных, непослушных волос. — Эти уроды защищались до последнего, особенно возле Его покоев. Он хищно улыбнулся. — Вот была мясорубка! Половина моих собратьев осталась там. Но куда больше там осталось этих Темных. Точнее кусков от них. — Младший уже открыто смеялся, намеренно игнорируя обращенные к нему вопрошающие взгляды.
— Ты убил Его? — тихо спросил Старший.
Младший не ответил, а лишь потянулся за кувшином, и без каких либо усилий вытащив глубоко забитую пробку, начал жадно пить. Пурпурно-фиолетовые капли, стекая с длинного подбородка падали на покрывавшие кольчугу кровавые разводы.
— Ты бы привел себя в порядок. От тебя несет смертью. — Средняя не скрывала своего отвращения. — И не тяни, ответь нам, ты расправился с Ним?
Младший неторопливо оттер с лица капли вина, хмыкнул и, слепо глядя в пространство перед собой, нехотя бросил: — Да. — Он поставил кувшин на стол, и устало зажмурился. — Еще пришлось повозиться с его мерзкими деймонами. Эти гадины разорвали на куски Свирепого и почти прикончили Буйную. — Юноша молча опрокинул в себя узкое горлышко. Острый кадык судорожно заходил по худой шее.
— Не напивайся. — Не понятно чего в голосе Средней было больше — участия или осуждения. — Даже если Он мертв, остались Его последователи.
Но Младший сестру не слышал. — Это оказалось правдой. В самом деле, эту тварь способен развоплотить только я. — Он икнул и криво усмехнулся. — Те из наших, что считали иначе, сейчас уже кормят червей. Идиоты. Я им говорил, что бы не высовывались. Но им нужно было войти в историю. Теперь, — он басовито хихикнул, — будут рассказывать о себе истории на том свете. — Юноша хлопнул ладонью по колену Средней. — Друг другу.
— Глупая шутка. В тебе нет сочувствия даже к павшим соратникам.
— Жалеть дураков, угробивших самих себя. К чему? — Младший снова потянулся к кувшину. — Любовь к ближнему, и все такое — это по твоей части сестричка. Моя задача делать грязную работу, на которую вы не способны. Одна по причине человеколюбия, а второй просто не хочет пачкаться. Сражаться нам не почину. Он у нас за всех думает. — Младший посмотрел на Старшего поверх узкого горлышка и вновь глотнул вина. — Полагаю, пока меня не было, вы тут изрядно прошлись по моей кровожадности.
