Вот ведь грымза. Я подумала, не наябедничать ли мистеру Трэверсу, однако запах чеснока означал, что чары как-то связаны с вампирами; хотя, если жертва наестся чеснока, вампиры не утратят аппетита, некоторым из них кулинарные ароматы даже нравятся. Нет, конечно, если натереть себе точки пульса долькой-другой, вампиры всерьез задумаются, не стоит ли пообедать где-нибудь в другом месте, — впрочем, чили приводит к тому же результату: раздутые красные губы портят гламурный имидж, да и больно это. Само собой, чесночный сок делает свое дело, только пока вампир владеет собой и не потерял голову от жажды крови. Тогда его уже ничем не остановишь.
Откуда там хлорка, я понятия не имела: может быть, это просто удобная, хотя и довольно противная основа для зелья. Так или иначе, актиния старой ведьмы — это было уже серьезно.
Потому-то мне и не стоило жаловаться: как прикажете объяснить, почему чары, нацеленные исключительно против вампиров, действуют и на меня? Поразмыслив, я решила, что один «Дубль-В» ничего не объясняет, и ведьмы смогут это доказать. А если я доверю кому бы то ни было мою последнюю тайну — подлинную причину происходящего, — меня не только выселят из квартиры, но и выгонят с работы. Нет, жаловаться мне нельзя, ведь иначе придется признаться, что мой отец — вампир трехсот лет от роду.
В мои невеселые думы вторгся звонок мобильника — теперь он был до странности похож на тему из «Кошмара на улице Вязов». Все-таки заразы эти гремлины! Я посмотрела на дисплей — пришло сообщение от Грейс: она обещала зайти ко мне сразу после дежурства. Я отстучала ей в ответ, что буду на работе, но пусть она все равно приходит и ждет меня — она знала, как открыть дверь, — но тут я увидела, который час, и все мысли о гремлинах, привидениях, ведьмах и кровожадных вампирах вылетели у меня из головы. У меня были неотложные дела — «жаркое свидание с красавцем-фавном», а именно с моим начальником Финном, и если я не потороплюсь, то опоздаю.
Иначе «свидание» выйдет и вправду «жарким», но совершенно не в том смысле.
Свидание действительно получилось жарким, но мой начальник Финн тут ни при чем: все благодаря газовым обогревателям в подземном туннеле. Они выдували воздух такой температуры, что она пришлась бы по нраву разве что огнедышащему дракону. Однако жару я бы еще вытерпела — струйка пота у меня по спине стекала потому, что работать надо было с привидениями.
Волосы у меня встали дыбом: к нам подплывал очередной призрак, его раздутые почерневшие ноги шаркали по земляному полу, поднимая в неподвижный воздух облачка пыли. На левой щеке темнела глубокая резаная рана; в ней поблескивала кость, белая и блестящая. Из запавших глазниц смотрели бессмысленные глаза, а нос разъедала большая черная язва. Привидение двигалось прямо на нас, и я вела обратный отсчет — три, два, один, — потом сморщилась, то ли от сочувствия, то ли от сводившего скулы страха, когда призрак наткнулся на стену защитного круга, в котором сидели мы с Финном. Безгубый рот привидения расплющился о колдовской барьер, а руки, от которых остался один костяк, жадно скреблись не дальше чем в четырех футах передо мной. Я подавила дрожь, нервно заерзала в шезлонге, а призрак скользнул дальше вдоль стены и зашаркал своей дорогой.
Вздохнув с облегчением, я застучала по клавиатуре ноутбука, вводя время появления в таблицу против прозвища призрака — Шрам, а затем продублировала запись в блокнот — на всякий случай. Конечно, ноутбук был защищен сильнейшим буферным заклятием, заключенным в приклеенном к корпусу кристалле, но рисковать мне не хотелось. Один шальной всплеск волшебства — и у меня будет взломанный кристалл, сгоревший жесткий диск и невосстановимые данные исследования привидений.
Я постучала карандашом по блокноту и примерно в сотый раз задумалась о том, за что мне такое наказание — ночь напролет сидеть под Лондонским мостом и считать привидения, особенно после до обиды одностороннего знакомства с Козеттой. Причем привидения были не какие-нибудь, а жертвы эпидемии чумы в четырнадцатом веке. Фобия мучит меня даже тогда, когда привидения выглядят более или менее нормально, без всяких тошнотворных подробностей. Не говоря уже о том, что мы расположились глубоко под основанием моста, на так называемых могилах — прямо над рвами, где закапывали умерших от чумы.
Ну и ночка — хуже, наверное, не бывает.
— Мы уже в пятый раз это делаем, — заметила я, рисуя в блокноте рожицу в стиле Эдварда Мунка, с раззявленным в крике ртом. — Пора бы ему усвоить, что тут не пройти.
Финн рассеянно поднял голову от книги — он читал про историю Лондонского моста, — и сердце у меня, как обычно, глупо екнуло. Я устроила самой себе привычную выволочку. Да, конечно, выглядит Финн отменно: при виде его правильного точеного лица слюнки текут у целой толпы прекрасных дам — и кое у кого из мужчин тоже, — а еще у него широкие плечи и накачанные мышцы, так и распирающие линялую темно-синюю футболку. Даже рожки цвета папоротника, торчащие на дюйм над шевелюрой и выдающие в нем фавна, лишь придают ему мужественного шика. Но все это одна видимость. Финн никогда не забывает об Очаровании — особом заклятии, которое придает ему человеческий вид, так что даже в обтягивающих линялых джинсах не заметно ни намека не только на мускулистые козлиные ляжки, покрытые гладкой шерстью, но и на хвостик, который, как мне достоверно известно, у Финна есть. Это одна видимость, и покупаться здесь не на что. Все это я твердила себе не раз и не два — и не верила ни единому слову. Его истинное обличье ничуть не менее притягательно, просто оно другое — дикое, животное. А Очарование помогает вести дела с людьми. Люди спокойно относятся к легким признакам нежити, но стоит слишком подчеркнуть разницу между нашими видами — и поднимают уродливые головы чудовища вроде нетерпимости и предрассудков, а люди хватаются за свои не очень-то метафорические вилы.
Да уж, из-за стычек со стервозными ведьмиными дочками и разбирательств с одержимыми соседками я стала отпетой пессимисткой.
— Кто? Что? — рассеянно спросил Финн. Между бровей у него залегла тонкая складка.
Я вздохнула. А может быть, дело в том, что я общаюсь с красавцем-фавном, который, кажется, перестал меня замечать. Раньше он так часто искал моего общества, что даже надоедал. Нет-нет, не то чтобы мне не хотелось сказать ему «да» — может быть, я и не собиралась жить с ним долго и счастливо, но мне так хотелось попробовать пожить счастливо хотя бы недолго, — однако я не собиралась выдавать свои тайны и ради этого всегда говорила «нет». Потом приключилась эта история с мистером Мартом. Финн твердо решил стать для меня рыцарем в сверкающих доспехах, и я предприняла последнюю попытку его отпугнуть и пресечь его склонность к самопожертвованию: объяснила, что спасать меня от вампиров — затея сомнительная, так как мой отец был вампир и все неизбежно кончится тем, что я попаду к ним в лапы или стану одной из них. После моих признаний Финн успокоился и стал меня сторониться — предсказуемо, но все равно обидно, — а в финале вышло так, что мы спасли друг друга и заодно сами спаслись. А потом, когда я уже решила, что, раз ему известна моя тайна, для меня все потеряно — и работа, и дом, и большинство друзей, — он меня никому не выдал и к тому же выступил в мою защиту перед Ведьминским советом. Тем не менее любые отношения, выходившие за рамки работы, прекратились раз и навсегда: видимо, из-за того, что теперь Финн знал мою родословную. Что ж, это понятно и естественно.
