Значит, они были в безопасности. Но он сомневался, что они так же отчаянно переживали за него.
Эша вдруг поразило — порой становится невыносимо странно, что они наконец-то вернулись в Ауример. Все его детство ему была обещана земля Обетованная, единственное в чем были согласны его родители. Он знал, что однажды, они найдут тетю Розалинду и все вместе вернуться домой. В то место, которому он принадлежал, которому они все принадлежали, в котором они больше никогда не будут страдать. «Наш дом, - называли это место его родители. - Наш город».
Разве что он вовремя не понял, что у его родителей разные представления о понятие «наш город»: его мать подразумевала, что они должны нести ответственность за город и заботиться о нем, а его отец - что у них есть права править городом.
Казалось, им было довольно просто примирить их такие разные взгляды, когда Ауример был всего лишь мечтой. Его мать и отец всегда говорили ему, что они не такие, как другие люди: они — лучше!
Он прожил всю свою жизнь, считая себя наследником Ауримера, думая, что Разочарованный дол ждет его возвращения. Он всю свою жизнь чертовски хотел угодить им обоим.
Различность взглядов его матери и отца привели в итоге к тому, что Анджела оказалась прикованной на дне карьера, а отец Эша ждал, что сын убьет её. Теперь же Роб и долгожданная тетушка Розалинда стали ему врагами, а те немногие друзья, что были у Эша, ему не доверяли. Он стянул фотоаппарат с шеи. Он не знал, почему все еще таскает его: прошло уже несколько недель с того времени, когда он увидел нечто настолько красивое и правильное, что ему захотелось запечатлеть это. Он оставил камеру на столике в прихожей и поднялся по широкой деревянной лестнице, идя на голос матери, который доносился из портретной галереи. Мать не слишком много общалась с ним с тех пор, как узнала, что он взял один из золотых ножей Линбернов, который давным-давно использовался лишь для того, чтобы проливать кровь и получать власть, и чуть не воспользовался им.
Эш тихонечко шел к галерее, мимо двери, которая вела в крыло, где находились все их спальни, остановившись в нерешительности только тогда, когда оказался уже у входа в галерею. Дверной проем был вырезан из камня, в то время, когда люди были ниже ростом, и ему пришлось слегка пригнуть голову.
Потолок в галерее был как в церкви, стены к верху сходились в арку. Сами по себе стены были светлыми, увешанными портретами покойных Линбернов в позолоченных рамах. В одной из ниш по обе стороны от её темного узкого окна с ромбовидным застеклением стояли два живых Линберна: Джаред прислонившись к камню, повернув лицо в сторону ночи. Мать Эша ни к чему не прислонялась. Она стояла полупротянув одну руку к Джареду.
Эш замер в дверном проеме. Он почувствовал одышку и не мог понять было ли это чувство вины, или просто не желание быть услышанным.
— По-видимому, ты не до конца понимаешь, как устроены Линберны, — сказала его мать.
— По-видимому, — ответил Джаред, передразнивая её английский акцент с отталкивающей резкостью в голосе. — Мне наплевать на все, что касается Либернов.
Мама была невозмутима тем, что, как Эш считал, она называла богохульством.
— Ты один из нас. Чародейство в твоей плоти и крови. Ты не можешь быть ни кем другим. Ты не можешь сбежать от своей сущности.
— Да неужели? — спросил Джаред. — Моя мама сбежала. Холли сказала мне, что ее дядя тоже. Конечно же, может он и не убегал от магии. Возможно, он убегал только от тебя.
Эш никогда не слышал ничего особенного о семье Холли, и чтобы его мама упоминала о них. И в этот раз она проигнорировала упоминание о них.
— Так ты тоже собираешься сбежать? — спросила его мать. — Странно. Никогда бы не подумала, что ты трус.
— Извини, что говорю об этом, — протянул Джаред, в его голосе не было ни капли сожаления. — Но я бы не сказал, что ты отлично разбираешься в людях. Основываясь на имеющихся данных.
Джаред лишь тратит свое время, пытаясь заставить маму вывести из равновесия, подумал Эш.
— Потому что мой муж убийца, моя сестра слабачка, а мой сын настолько труслив, что чуть-было не стал убийцей? — спросила Лиллиан.
Эшу стало дурно. Он знал, что она думает о нем, но совсем другое дело слышать об этом. Это хуже, чем он представлял себе. Он хотел заговорить, возразить, но продолжал молчать. Потому что она была права, он такой трус.
Джаред улыбался, но его улыбка была искаженной. Его глаза и шрам бледно отражались в темном стекле.
— Да, именно это я имел в виду. Что за семейка. «Один из нас»? Было бы лучше, если бы нас вообще не было.
— Но ни Роб, ни Розалинда, ни Эш не являются лидерами Либернов, — сказала мам. — Я - лидер.
— Без обид, тетя Лиллиан, — сказал ей Джаред: — но я также не в восторге от тебя.
— Роб старше меня, — продолжила Лиллиан, и Эш понял насколько ужасно то, что они практические не общались и отказывались отвечать друг другу даже когда разговаривали. — Розалинда родилась раньше меня.
— Потрясающе, — монотонно ответил Джаред.
— Наследник Ауримера не выбирается по возрасту или по прямому наследству, — сказала мать Эша. — Лидером становиться самый сильный наследник, тот Линберн, который будет лучшим лидером. Вот, почему я была выбрана. И вот кого я выберу. Ты продолжишь мое дело. Тебе достанется Ауример.
Джаеред выглядел изумленным.
— И с чего бы мне этого хотеть?
— Потому что ты не хочешь оставаться тем, кем являешься сейчас. Ты хочешь быть настолько сильным, чтобы ничто не смогло навредить тебе. Ты можешь быть наследником. Ты можешь стать тем, кого все будут считать достойным. Подумай об этом.
Голос его матери больше не был спокойным, он стал волевым: Эш мог видеть ту мечту, которую она создавала, ее виденье лидера, мерцающее обещание Ауримера превзойти весь этот город.
Это больше не его мечта.
Эш увидел, как по-другому теперь вспыхнули бледные жесткие глаза Джареда, отразившиеся в темном стекле, увидел, как он приподнял веки и уставился на стекло. Раз он мог видеть отражение Джареда в окне, значит, понял он, и Джаред видел Эша. Его мать не подозревала о присутствии. Но Джаред знал, что Эш был там.
— Конечно, — сказал Джаред все еще улыбаясь маленькой искривленной улыбкой. — Я подумаю об этом.
И тогда Эш побежал, спотыкаясь, будто пьян и ослеп, через дом своей мечты, в ночь, на улицу. Он побежал по дорожке в темный лес, пока не стало видно горящих окон усадьбы на холме. А потом он присел у подножия дерева, опустив голову на руки и заплакал.
