Один из пассажиров приподнял веки. Глазки у него были нехорошие: словно две черных дырки, вдобавок посаженные чересчур близко. Окинув капитана безразличным взором, уродец зевнул, обнажив длинные лошадиные зубы, и вновь впал в прострацию. Гаргулов еще какое-то время таращился на странную парочку, потом бочком-бочком миновал их и двинулся дальше, пытаясь собрать воедино разлетающиеся осколки реальности. «Больные, прокаженные какие-то… А поезд — специализированный, медицинский… Да нет, чушь все это, чушь…»
Следующий вагон встретил капитана сильным и неприятным запахом. Источником его была куча бесформенного тряпья на сиденье. «Бомж», — решил Сан Саныч. «Скотина, воняет-то как!» — Гаргулов без церемоний тряхнул пассажира:
— Эй, любезный! Ну-ка, подъем!
Тряпье зашевелилось… Гаргулов быстро отдернул руку. Волна искр в очередной раз прокатилась по вагону, и капитан углядел среди темных лохмотьев матовый блеск чешуи. Что-то двигалось там, в этих тряпках, которые на самом деле были чем угодно, но только не тряпками; что-то большое и упругое неторопливо разворачивало бесчисленные петли гибкого тела… Шорох был еле слышен, но от этого звука шерсть встала бы дыбом на загривке любого примата — неважно, провел ли он свою жизнь под кроной тропического леса или закончил с отличием милицейскую академию… Стараясь не делать резких движений, Гаргулов отступил назад. Зловещее шуршание гипнотизировало. Темная масса на сиденье меняла форму, пухла, разворачивалась, поднималась все выше и выше… Трусом Сан Саныч не был: за годы службы довелось ему повидать и холодный блеск финки в татуированных лапах, и сквознячком в душу веяло от автоматного зрачка, в общем, чем только не радовала жизнь, особенно в веселые девяностые. Ситуации, повергавшие в панику многих его коллег, оставляли Гаргулова абсолютно спокойным; лишь в груди словно бы намерзал ледяной комок — и долго потом не спешил оттаять. Нечто подобное испытывал капитан и теперь, пятясь по проходу. Перед внутренним взором Сан Саныча маячил тяжеленький, надежный «Макаров» — сейчас, увы, бесконечно далекий… Наконец, ладонь нащупала ручку. С несказанным облегчением Гаргулов выскользнул из вагона, захлопнул дверь и прижался к ней спиной… В тамбуре он был не один. Неуловимый Джо сидел на корточках, зажав в зубах сигарету и совершенно не собираясь куда-то удирать. Вид у него был под стать Гаргулову — слегка обалделый.
— Слышь, шериф… Куда это нас с тобой занесло, а? — судорожно затянувшись, спросил Джо.
— Понятия не имею, — честно ответил капитан. — Ты, это… Видел?
Юнец передернул плечами.
— А то!
Несколько минут прошло в молчании.
— Я одного не понимаю: как это мы Мглу ухитрились проехать! — нарушил затянувшуюся паузу Гаргулов.
— Думаешь, мы по тайге чешем? В окошко давно не смотрел, шериф? Сейчас, блин, погляди… — предложил Джо.
— Еще раз назовешь меня шерифом… — буркнул Гаргулов, отлипая от двери: оказывается, он все еще стискивал ручку — да так, что пальцы свело.
— Шериф и есть, кто же еще… Да ты смотри, смотри… — Джо нервно полез за очередной сигаретой.
Ночь за окном не спешила вступать в свои права. Сан Санычу даже показалось, будто стало светлее — а спустя мгновение он понял, почему: в небе переливались и дрожали призрачные полотнища. Однако не это поразило капитана: полярное сияние — не такая уж редкость для здешних широт. Но тайга, та самая тайга, что окружала маленький городок бескрайним хвойным морем — куда подевалась она?! До горизонта, насколько хватало глаз, тянулись болота — плоские, унылые, сплошь в окнах черной, как смола, воды. Не было и не могло быть поблизости таких пейзажей; и в довершение картины из воды вдруг вынырнуло продолговатое черное тело размером с доброго кита — фыркнуло, выбросив фонтанчик воды, показало гладкую, блестящую в свете небесных зарниц спину и погрузилось вновь.
— Видал?! — восхищенно спросил Дурко. — Попали мы с тобой, шериф, в какие-то совсем уж непонятные ебеня… Че дальше-то делать будем?
— Когда-нибудь он остановится, верно? На какой-нибудь станции… А где станция — там и люди… И отделение милиции тоже! — со значением произнес капитан.
— Э! Э! Шери-иф… — укоризненно протянул Джо.
— А ты как думал?! — заломил бровь Гаргулов. — Ну, попали мы с тобой… Незнамо куда. Так это не отменяет нашей маленькой проблемы, дорогой ты мой уклонист. Что я, зря в болоте искупался, за тобой гоняючись?
— Упертый ты, шериф… — горестно покачал головой Дурко.
— Ага! Мы, шерифы, тем и славимся…
* * *
Ефим Альшиц, человек неправильной национальности, оказался в сибирском захолустье, можно сказать, случайно. Виной всему была отвальная институтская пьянка, двое коварных сокурсников — и забавное стечение жизненных обстоятельств. По натуре своей Фима был человеком неглупым — но совершенно фантастическим раздолбаем, о чем не переставала горевать вся его многочисленная родня. Отчаявшись наставить юного оболтуса на путь истинный, родичи взяли бразды Фиминой судьбы в свои руки. После окончания вуза Альшиц ждала карьера в городе Мга Ленинградской области, где заведовал хлебным местом родной Ефимов дядя. Дело, казалось, было на мази; но не зря говорят: хочешь рассмешить господа — расскажи ему о своих планах…
Окончание экзаменов отпраздновали весело и буйно: молодость, как известно, случается с человеком всего раз в жизни. Наутро, подпираемый с двух сторон чуть более трезвыми однокашниками, Ефим очутился на вокзале. Сунув в окошко кассы свой паспорт и пачку мятых купюр, молодое дарование выдохнуло облако удушливого перегара вперемешку с нечленораздельным бормотанием.
— Куда-куда?! — поморщилась желчная мымра за стеклом.
Фима снова что-то буркнул — и уснул.
— Я ни слова не понимаю, молодой человек! — склочно тявкнула кассирша. — И не дышите в мою сторону!
Очередь заволновалась.
— Да что ж за безобразие! Вы людей задерживаете! — громко воскликнула неопределенных лет хмурая тетка — такие найдутся в любой очереди, за чем бы она ни стояла.
— Мг… Мгвня! — выдавил Фима, не приходя в сознание.
— Мгла, что ли? — веселый толстый дядечка сочувственно похлопал Фиму по плечу. — Знаю такую… В наши, стало быть, сибирские края… Эт дело! Только туда прямых поездов нет, тебе через Красноярск надо ехать, что ли…
Молодой специалист никак не отреагировал на сказанное; сокурсники же переглянулись — и обменялись нехорошими ухмылками. Отличаясь неуемной страстью к подлянкам и розыгрышам, эти мелкие пакостники узрели перст судьбы в случайной реплике толстяка. Прощальная хохма обещала затмить все предыдущие. Кассирша, наконец, приняла деньги. Оказалось мало, но Фимины спутники деловито обшарили его карманы и добрали требуемую сумму…
