Ознакомительная версия.
А поскольку достоинство, о котором с таким знанием дела толковал стихотворец, с иными другими спутать было невозможно, над лужайкой и подстриженными кустиками раздавались томные вздохи.
Видимо, просматривая в свое время Шиллера, госпожа баронесса была крайне невнимательна, иначе быть бы «Достоинству мужчины» выдранным с корнем и сожженным в камине.
Пока примерная мать наблюдала с веранды за дочками, отец семейства велел позвать старшего садовника и спустился в парк.
Прицис почтительной рысцой явился на зов.
Он, будучи ростом даже повыше господина барона, пребывал при нем в неком вечном поклоне, так что глядеть снизу вверх ему приходилось, скособочив голову.
А голова, кстати, была интересная – лицо продолговатое, подбородок твердый, нос тонкий с горбинкой. Длинные светлые волосы, расчесанные на прямой пробор, свисали по обе стороны этого выразительного лица и малость закручивались на концах. Возможно, в роду у садовника были шведы. А скорее всего, какой-нибудь бравый немецкий рыцарь лет триста назад снизошел до хорошенькой крестьянки.
– Посадил ли ты, Фриц, те семена, что я дал тебе в прошлый вторник? – сурово спросил господин барон.
– Посадил, милостивый господин, в тот же день. Хотя и странные это семена, совсем рыбья икра… Одно слово – господские семена.
– Пойдем, посмотрим всходы, – распорядился господин барон.
– Какие же всходы? – удивился Прицис. – Всходам быть, милостивый господин, еще рано.
– Но ведь ты посадил семена три дня назад! – возмутился господин барон. – Выходит, ты нерадивый слуга. А что делают с нерадивыми слугами? Пойдем, Фриц, посмотрим на твою грядку.
И господин барон с достоинством направился по дорожке, а Прицис, приличным образом склонившись и заглядывая сбоку в баронскую физиономию, не отставал от него.
– И Господь один знает, что может взойти и вырасти из таких диковинных семян! – приговаривал он перепуганно, и тем не менее почтительно. – Ни дать ни взять селедочная икра… Но из господских семян и цветы должны вырасти господские!
Когда господин барон и его садовник наконец увидели искомую грядку, то оба замерли перед ней в полнейшем ужасе.
И было отчего!
Из заботливо взрыхленной и с раннего утра политой земли торчали аккуратным строем рыбьи головы с дружно раскрытыми ртами.
Селедочный рассол еще не успел обсохнуть на них.
– Нечистый! Это сам нечистый! – опомнившись, первым прохрипел Прицис, ибо голос его от такой неожиданности словно бы провалился куда-то вовнутрь глотки.
Реакция же господина барона свидетельствовала о практическом складе его ума.
Господин барон еще не успел осмыслить, человеческих или дьявольских рук это дело, но что виновный нуждается в исправлении – это он уразумел сразу.
– Выпороть! – возопил господин барон, да так, что Прицис в панике шарахнулся, споткнулся и растянулся на грядке. Еще бы – это могло относиться в первую очередь к нему…
– Выпороть!! – еще громче заорал господин барон. – Вы-по-роть!!!
По песчаным дорожкам к нему уже неслись, почуяв неладное, Лотхен, Анхен, Лизхен, Гретхен, Амальхен, госпожа баронесса, болонки, камердинеры, горничные, младшие садовники – все, кто в эту минуту находился в парке и около. Следом за юными баронессами поскакал и привыкший к их беготне барашек.
Никто ничего толком не понял в происходящем, потому что Лотхен первой налетела на Прициса, споткнулась и повалилась на него, кто-то из лакеев рухнул на Лотхен, перекатился через девицу и оказался у самых баронских ног, обутых в великолепные пантуфли. А тут подоспели и прочие юные баронессы, чтобы рухнуть и завизжать истошными голосами. Последней, естественно прибыла хозяйка дома, но ей и вовсе ничего не удалось понять, потому что к той минуте один из камердинеров, вытаскивая из всей этой колготни Амальхен, утратил равновесие и сел на грядку с селедочными всходами. Болонки, обезумев от радости, оглашали все это столпотворение торжествующим лаем, так что и слов человеческих было не разобрать. Время от времени девицам удавалось перекричать болонок.
– Выпороть! Выпороть! – вскрикивал господин барон, и уже было решительно непонятно, к кому это относится, поскольку командовал он, по колено торча из возившегося и брыкавшегося клубка конечностей и безнадежно в нем увязнув.
Каким-то непонятным образом в эту возню замешался баран. Но юным баронессам было не до нежностей. А от кого-то из слуг баран схлопотал основательный пинок.
Оглушенный лаем и воплями, насмерть перепуганный баран метнулся вправо, влево и наконец влетел прямо в розовые кусты.
И оттуда бедное животное вдруг провозгласило совершенно человеческим и возмущенным голосом:
– Скотина ты чертова!
В кустах произошла короткая и энергичная возня, завершившаяся, очевидно, еще одним пинком. После чего баран легче пташки вылетел обратно, врезался в кучу-малу и угодил господину барону башкой пониже живота.
Господин барон не то чтобы сел – а как бы приземлился на несуществующий стул, настолько прочно его ноги увязли в человеческой каше. При этом он успел ухватиться за рога.
– Выпороть! – проорал господин барон прямо в баранью ошалелую рожу.
Но баран потерял всякое представление о реальности. Он, недолго думая, уперся задними ногами и попер прямо на господина барона. То ли это было минутное помешательство, то ли бедная скотинка решила наконец рассчитаться за годы унизительного хождения с бантиками и вынужденного холостяцкого положения, но страху он на всех нагнал препорядочно.
Ему удалось-таки опрокинуть господина барона, сбить с ног взывающую к небесам госпожу баронессу и много синяков понаставить всем, кто не успел увернуться.
Господина барона поставили на ноги – и при очередной попытке барана взять разбег с него всю монументальность как ветром сдуло. Господин барон попросту побежал по дорожке к усадьбе, причем побежал босиком, потому что пантуфли увязли в свалке. И бежал он, совсем несолидно подхвативши полы халата, – лишь бы подальше от ополоумевшего барана.
Пока растаскивали и приводили в чувство девиц, пока ловили барана и усмиряли болонок, Мач прокрался в дальний конец парка, махнул через ограду и понесся прочь со всех ног.
Положение возникло – хуже не придумаешь.
Кроме всего, он поцарапал в розовых кустах лицо и руки, порвал рубашку. Дома показываться в таком виде, мягко говоря, не стоило. Умнее всего было бы найти Качу и попросить ее помощи. У девушки вполне могли быть при себе иголка и нитки, хотя, скорее уж, она прихватила спицы с клубком. Хорошая пастушка успевала за день, проведенный на пастбище, связать рукавицу. Мач всегда удивлялся, как это девушки вяжут на ходу, да еще и напевают при этом. Или ей дали ручной ткацкий станочек, чтобы за день она изготовила пояс.
Ознакомительная версия.
