У пса Человека-на-Луне были чуткие уши. Он мгновенно спрыгнул на крышу башни и принялся лаять, как сумасшедший, а затем сел и зарычал:
– Кто привез суда другую собаку?!
– Какую другую собаку? – спросил Человек.
– Этого дурацкого щенка на спине у чайки, – ответил лунный пес.
Тут уж, разумеется, Ровер снова вскочил и залаял так громко, как только мог:
– Сам ты дурацкий щенок! Кто только позволил тебе зваться Ровером? Да ты больше смахиваешь на кошку или летучую мышь, чем на собаку!
Из этого вы можете понять, что псы сразу собрались подружиться. Просто таким образом у собак принято обращаться к подобным себе чужакам.
– Эй, вы, оба, а ну-ка, летите прочь! И прекратите этот шум! Мне надо побеседовать с почтальоном, – произнес Человек.
– Пошли, крохотулька, – пролаял лунный пес, и тут Ровер вспомнил, что он действительно всего-навсего крохотулька – даже по сравнению с лунным псом, просто маленьким. И вместо того чтобы пролаять в ответ что-нибудь невоспитанное, он сказал только:
– Я бы и пошел, если б у меня были какие-никакие крылья и если бы я знал, как летают.
– Крылья? – сказал Человек-на-Луне. – Нет ничего легче. Бери и катись!
Мью засмеялся и действительно скатил его со спины прямо через край башенной крыши. Ровер успел лишь ахнуть и едва начал представлять себе, как падает и падает много-много миль, подобно камню, прямо на торчащие в долине белые скалы, как внезапно обнаружил, что является обладателем прекрасной пары белых с черными пятнами крыльев – точь-в-точь под стать ему самому.
Но все равно он падал долго, прежде чем смог остановиться, так как, естественно, еще не привык к крыльям.
О да, ему понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к ним. Однако еще задолго до того, как Человек закончил разговаривать с Мью, Ровер уже пытался гоняться за лунным псом вокруг башни.
Он как раз начал слегка уставать, когда лунный пес нырнул вниз и, спикировав к вершинам горы, приземлился на самом краю обрыва у подножия стены. Ровер последовал за ним, и вскоре они уже сидели бок о бок со свешенными языками, переводя дыхание.
– Так, значит, тебя назвали в мою честь Ровером? – спросил лунный пес.
– Не в твою честь, – ответил наш Ровер. – Я уверен: моя хозяйка, давая мне имя, никогда не слышала о тебе.
– Это неважно. Я был самой первой собакой, названной Ровером когда бы то ни было, тысячи лет назад. Поэтому ты должен быть назван Ровером именно в честь меня.
Да, я действительно был Ровером, бродягой[3]! Никогда и нигде не оставался надолго и никогда никому не принадлежал, пока не попал сюда. С тех пор как я был щенком, я не занимался ничем иным, кроме как убегал. Бегал и бегал до тех пор, пока в одно прекрасное утро – удивительно прекрасное, когда солнце сияло мне прямо в глаза, – не свалился, гоняясь за бабочками, через край мира.
Отвратительное ощущение, должен тебе сказать! К счастью для меня, как раз в этот момент проходила Луна, и, спустя жуткий промежуток времени, пока я проваливался сквозь облака, и врезался в падающие звезды, и все такое прочее, я упал на нее. Шмякнулся в одну из тех громадных серебряных паутин, что развешивают здесь от горы до горы гигантские серые пауки. И паук тат как тут – уже спускался по своему трапу, чтобы замариновать меня и утащить в свою кладовку, когда появился Человек-на-Луне.
Он видит абсолютно все, что происходит по эту сторону Луны, с помощью своего телескопа. Пауки боятся его, потому что он не трогает их, только если они прядут для него серебряные нити и канаты. Он имеет все основания подозревать пауков в том, что они ловят его лунных зайчиков, хотя он и не позволяет им этого. А они делают вид, что живут только за счет дракономотыльков и летучих тенемышей. Как-то раз он нашел крылья лунных зайчиков в кладовке у одного паука и превратил этого паука в камень быстрее, чем ты бы глазом моргнул.
Ну, так вот, он вытащил меня из паутины, потрепал по загривку и сказал:
– Это было пренеприятное падение. Лучше тебе иметь пару крыльев во избежание подобных случайностей. Ну, лети и забавляйся! Не приставай к лунным зайчикам и не убивай моих белых кроликов. И приходи домой, когда проголодаешься, – окно в крыше всегда открыто.
Я подумал, что он – человек порядочный, хотя и немного чокнутый. Но не заблуждайся на этот счет – я имею в виду, относительно чокнутости. Я никогда не посмею всерьез испугать его лунных зайчиков или его кроликов. Он способен вмиг превратить тебя во что-нибудь совершенно кошмарное.
Ну, а теперь, расскажи, почему ты прилетел сюда с почтальоном?
– С почтальоном? – переспросил Ровер.
– Разумеется. Мью – почтальон старого песчаного колдуна, – произнес лунный пес.
Едва Ровер закончил повесть о своих приключениях, как послышался свист Человека. Они мигом взлетели на крышу. Старик сидел там, свесив ноги через край, и, быстро распечатывая письма, выбрасывал конверты. Ветер подхватывал их, закручивая штопором и уносил в небо, а Мью летел за ними ловил и клал обратно в маленький мешочек.
– Я как раз читаю про тебя, Роверандом, мой пес, – сказал он. – Я зову тебя Роверандом, и Роверандомом будешь ты, ибо у меня здесь не может быть двух Роверов. И я вполне согласен с моим другом Саматосом (я не собираюсь вставлять всякие там смехотворные «П» для того только, чтобы ублажить его), что тебе лучше побыть некоторое время здесь. Я получил также письмо от Артаксеркса – если тебе известно, кто это такой, и даже если тебе это не известно, – где он просил меня отослать тебя прямиком назад. Похоже, он сильно раздражен тем, что ты убежал и что Саматос помог тебе. Но покуда ты находишься здесь, нам можно не беспокоиться о нем, равно как и о тебе.
А теперь летите и забавляйтесь. Не приставайте к лунным зайчикам и не убивайте моих белых кроликов. И возвращайтесь домой, когда проголодаетесь. Пока! Окно в крыше всегда открыто.
И он мгновенно растворился в разреженном воздухе. А ведь только тот, кто никогда на Луне не бывал, и может рассказать вам, какой разреженный там воздух.
– Ну, что ж, счастливо, Роверандом, – промолвил Мью. – Надеюсь, ты получаешь удовольствие, причиняя хлопоты волшебникам. Прощай, пока! Не убивай белых кроликов, и все еще, возможно, будет хорошо – ты благополучно вернешься домой, хочешь ты того или нет.
И Мью улетел столь стремительно, что прежде чем вы бы успели сказать «фью-у-у!», он уже был точкой в небе – и исчез.
Теперь Ровер не только был размером с игрушку, его и звали теперь по-другому. И он был вынужден оставаться на Луне один-одинешенек – не считая, разумеется, Человека-на-Луне и его пса.
Роверандом, как мы теперь тоже будет называть его во избежание путаницы, не возражал ни против чего. Иметь крылья оказалось делом таким увлекательным, а Луна давала так много новых впечатлений и, как выяснилось, была таким исключительно интересным местом, что он забыл и думать, для чего бы это Псаматосу понадобилось посылать его сюда. И много времени утекло, прежде чет он это понял.
