Я взял тетрадь и прочитал на обложке: «Факты, не известные французскому писателю А. Дюма и всей мировой общественности».
И только тут меня осенило, что передо мной тот случай, когда ты или должен поверить во все без оговорок и не подвергать сомнениям, как бы ни было невероятно, что говорят тебе, или ты должен встать и немедленно уйти.
Обложка тетрадки манила меня. Я не устоял перед соблазном и решил проверить. И открыл первую страницу.
Но в это время на всю котельную прозвучал звонкий голос моей бабушки:
– Да куда же он делся, этот сорванец? Вася! Вася, где ты?
А через секунду она стояла на пороге каморки.
– Вот ты где! Ну что за ребенок? – воскликнула она, всплескивая руками. – Вы только полюбуйтесь на него! В квартире потоп, а он, вместо того чтобы сказать вам об этом, болтает небось о всяких пустяках. Я угадала?
– А вот и нет, – ответил Базиль Тихонович. – Он занят очень серьезной проблемой. И если вы не возражаете, мы продолжим наш прерванный разговор. Может, и вам будет интересно.
– Батюшки! – испугалась бабушка. – Да ведь пока вы будете тут разговаривать, затопит не только нашу квартиру, но и, поди, весь дом!
– Если вас это очень волнует, починим сейчас, – сказал он бабушке мягко, уступая ей так, будто она была малое дите. – Это ведь просто – починить кран. И вот что меня удивляет: я здесь уже второй день, но ко мне приходят только с одними пустяками: то кран починить, то прочистить ванну. Будто сговорились все. Будто у наших жильцов нет более важных проблем. Ведь есть же проблемы важнее, правда, бабушка?
– Конечно, есть. Но когда протекает кран – это тоже ужасно, – возразила бабушка, опасаясь, что слесарь передумает.
– Так это мы починим, починим, сейчас починим, – заверил ее Базиль Тихонович, поднимаясь.
Он повозился в углу, погремел инструментами и извлек на белый свет огромный разводной ключ.
– Ну, пошли, морской тигр, исправим бабушке кран, – сказал Базиль Тихонович. – А заодно…
– А это можно взять домой? – шепнул я, показывая тетрадь так, чтобы не заметила бабушка.
– Только не потеряй. Это документ огромной важности, сам понимаешь, – сказал Базиль Тихонович строго.
– Нашли кому доверить документы, – проворчала бабушка, выходя из каморки первой.
– О, вы недооцениваете своего внука. Смею заверить: он очень серьезный молодой человек, – возразил слесарь-водопроводчик, шагая за бабушкой. – А у меня опыт ой-ей-ей. Это я только кажусь молодым, – сказал он немного погодя. – Вот сколько мне лет, по-вашему?
Бабушка взглянула критически на нашего спутника, хотела что-то сказать, но не успела. Мы в этот момент поднялись на наш этаж, и слова застряли у бабушки в горле.
Из-под дверей нашей квартиры вытекал на площадку тоненький ручеек. Лестница дрожала от топота. Это бежали наверх жильцы нижнего этажа. Их возмущенные голоса заполнили дом.
– Полюбуйтесь, – сказала едко бабушка, распахивая перед слесарем дверь.
Базиль Тихонович шагнул в прихожую и вдруг остановился.
– Вася, а твоя бабушка права! Пожалуй, вам есть чем похвастаться. Такая библиотека! – воскликнул Базиль Тихонович и прошлепал по воде к книжным полкам. – Н. Чуковский «Водители фрегатов»! – И он снял с полки книгу.
– Еще бы я не была права. Вы стоите по колено в воде, молодой человек! – вконец рассердилась бабушка.
Базиль Тихонович взглянул себе под ноги и сказал восторженно:
– Чудно! Вы только посмотрите на нее: еще недавно эта вода качала корабли, видела набережную Дар-эс-Салама, а теперь пришла в вашу квартиру!
Я посмотрел на бабушку. Она была полна сомнений: не знала, смеяться или плакать. Я еще не видел ее в такой растерянности.
А вода все прибывала и прибывала. По-моему, уже дошла очередь до воды, еще недавно омывавшей берега далекого Перу. Но слесарь наконец отряхнулся от грез, вспомнил, зачем его позвали, и пошел на кухню, где прохудилась труба.
Он починил ее так ловко и быстро, точно приложил руку слегка, заговорил воду, и та перестала течь. Вода капнула раз-другой и затихла. А слесарь-водопроводчик только еще вошел во вкус.
– Может, у вас есть другие проблемы? И что-нибудь посложней? – спросил он у бабушки.
Он даже продолжал держать открытым свой чемоданчик с инструментами. Но бабушка его разочаровала, сказав:
– Да нет, с остальным все в порядке, – и прикоснулась к деревянной ручке ножа, чтобы не сглазить.
Она у нас не суеверная, и прикоснулась только так, на всякий случай.
А Базиль Тихонович не без сожаления закрыл свой чемоданчик и ушел. Мне показалось, что он был слегка обижен. Я догнал его на лестнице и сказал, что бабушка говорила сущую правду.
– Это правда? – переспросил он с видимым облегчением.
– Ну конечно. Папа и мама вчера прислали письмо. Они живы и здоровы. А раз так, значит, все в порядке, – сказал я, открывая ему наши домашние секреты.
– Ну, если так… А тетрадочку взрослым не показывай, ладно? – Он подмигнул мне и бодро пошагал вниз.
Воду мы собирали до самого вечера. Я работал с бешеным энтузиазмом и пел при этом удалые матросские песни. Потому что это была особенная вода – она качала на волнах корабли всего лишь в нескольких кабельтовых от Дар-эс-Салама.
Потом бабушка выкупала меня под душем и, сославшись на то, что я еще ребенок и потому должен устать, уложила в постель. В другое время я бы сопротивлялся изо всех сил. Но сегодня мне было это на руку. Я добровольно залез под одеяло и сразу притворился уснувшим.
– Так я тебе и поверила, – насторожилась бабушка. – Никак, ты что-то задумал, а? Я угадала? Вдруг без всяких уговоров взял да уснул. Так угадала я или нет?
Тут важно было удержаться, не сказать: «Да сплю я, бабушка, сплю». И это мне удалось только ценой невероятных усилий.
Бабушка постояла в нерешительности, пробормотала дивясь:
– Никак, и вправду уснул. Надо бы показать ребенка доктору, – и, потушив свет, ушла на кухню.
Тогда я достал из-под матраца карманный фонарик и тетрадь Базиля Тихоновича, затем включил фонарик и погрузился в удивительное чтение.
Впрочем, пусть читатель познакомится сам с необычайными страницами из жизни Базиля Тихоновича. Я привожу их полностью.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
которую следует прочитать каждому, кто хочет знать, как все было на самом деле
Однажды в одной прованской деревне родился ребенок, все в котором говорило о незаурядных способностях. И судьбе было угодно так распорядиться, что этим ребенком оказался я.
Знай писатель Дюма об этом событии, он, несомненно, начал бы свой знаменитый роман «Три мушкетера» с моего рождения. Но, увы, по причине его полного неведения, в котором он совершенно не был виноват, действия в книге развернулись с опозданием почти что в восемнадцать лет.