— Смутно говоришь, бабай, — отозвался Валерик. — То выбор есть, то нет, не понимаю.
— Так и должно быть, — кивнул шаман. — Иначе невозможно. Между эльфами и людьми в смысле земном разница была небольшая — главным образом продолжительностью лет. У них даже могли рождаться дети. Но в мировоззрении и понимании между нами была такая пропасть, которую не помогли преодолеть многие сотни лет совместной жизни. С чем это было связано? Пожалуй, именно с долголетием. Человечий век короток — мы спешим узнать и познать как много больше за отведенные годы. Эльфы же такой проблемы не имели, и потому вполне могли подождать события или действия век-другой, пока обстоятельства не сложатся благоприятно. Опять же — скажу откровенно — вероятно, причина различий совсем в другом. Нельзя понять эльфа, не будучи им, поэтому можно делать лишь предположения. Однако я так думаю, потому что полукровки, обладавшие подобно эльфам долголетием, в конце концов уходили к ним, и хотя их там часто принимали враждебно, к людям не возвращались. Почему? Да все потому же — их мировоззрение сильно менялось с прошествием веков. Правда, были исключения — например, тот же поэт, которого вспоминал Гахерис, — Лем.
— Ты знаешь о Леме? — удивился Валерик.
— Разумеется. Я ж все-таки старше Гахериса, — усмехнулся шаман. — И даже Кауакана. Лем — известнейшая фигура в истории Тратри. Достоверно известно, что он жил по крайней мере лет триста и натворил очень много. Где умер, никто не знает, последние упоминания относятся к годам перед великой смутой. В результате которой, собственно, и произошло падение Тратри и смена идей, господствующих в мире.
— Тогда же ушли эльфы.
— Да. Так говорят. Но, по-моему, уходить они начали гораздо раньше. Просто накопление ошибок и недостатков старого мира привело к противоречиям, решить которые прежними методами было невозможно. Впрочем, — шаман махнул рукой, — это измышления, которые никакого отношения к реальности не имеют, разве что случайно. Так вот, о свободе выбора. У нас она есть. У тебя она тоже есть — причем гораздо шире, чем у меня. Я долго уже на свете не задержусь, — шаман вновь усмехнулся, подумав, что, вот она, мысль о старости, и появилась, — а ты молод, пока наживешь седины, как у меня, еще столько всего произойдет! И будет множество распутий, на которых придется выбирать судьбу. Да, друг мой, не судьба выбирает, а судьбу выбирают. Пусть многие говорят иначе, но то идеи, о которых не стоит задумываться самостоятельным людям. Они свойственны слабым духом. Хотя сегодня много таких. И становится все больше, слишком привлекательна для человечка мысль, что не нужно ни за что отвечать — вроде как всему виной судьба. Или боги, судьбу определившие. Выбирай, Валерик, и не страшись выбора. Только сильным дается такое право. Эльфы не умели выбирать — и где они сейчас? Ушли, да. Но почему ушли? Кто знает. Быть может, потому, что мир стал для них слишком быстр и непредсказуем. Они не знали свободы воли — и мир отторг их, хотя всего пару тысяч лет назад о конце владычества эльфов вряд ли кто мог даже предположить. А человек — поверь мне — останется надолго. Некий древний мудрец говорил презрительно: «Человечек… Кучка плоти и крови и масса амбиций. Кто он? Что он? Грязь! А туда же, хочет править вселенной! Хи!» Мудрец был эльфом, и почему-то забывал, что сам состоял также из плоти и крови. Впрочем, он на большее не претендовал, править вселенной не стремился, так что его презрение понятно. Мы же, люди, видим цель, достигаем ее, но не останавливаемся — идем дальше! Мы выбираем далекий горизонт, тогда как эльфы оставались на месте. И даже пусть достигнутое ими совершенствовалось до границ возможного, недаром они слыли искусными музыкантами, мастерами и художниками… однако за те самые границы возможного они выйти не смогли!
Впрочем, есть разница между свободой выбора и воли. Свобода выбора, Валерик, это когда ты можешь делать то-то или то-то. Или не делать ничего. По большому счету, эльфам она доступна. А вот если из всего ты выбираешь то, что должен, а не то, что хочется или чего от тебя ждут другие, — это уже свобода воли.
Шаман весело глянул на скрывающего зевоту Валерика:
— Уже спишь? Правильно, я в твои годы тоже мало слушал, больше делал и узнавал сам. Все через это проходят. Когда уезжаешь?
— Дней через десять-пятнадцать. С караваном. — Валерик уже как будто и не высказывал недавних сомнений.
— Так хорошо, — одобрил шаман. — Будет начало науки. Общайся побольше с караванщиком, он тебе много правды жизни преподаст. Конечно, не делом, а на словах — но все великие дела потомкам передаются словами.
— Эменец бежит, — сказал Валерик, выскабливая со шкуры остатки шерсти.
— Наверное, забыл что-то. Или решил нам поесть принести.
— Эменец? — засмеялся Валерик. — Да ни за что и никогда!
Мальчик был бледен как снег. Но не от бега.
— Беда, — выпалил он, задыхаясь. — Беда в селе. Ты нужен, бабай. И ты, Валер, беда у тебя дома.
Валерик стрелой промчался по улице, не обращая внимания на камешки, коловшие босые ноги. Около избы толпился народ. Люди вели себя как-то странно: стояли, вытянув шеи, и заглядывали в открытую дверь. Валерик растолкал всех, отодвинул Кауакана, неожиданно покорно отошедшего в сторону.
Фария с белым, как снег, лицом, на негнущихся ногах двигалась от очага к столу, подавая обед. За столом сидел давешний скелет с болота. Теперь, при ближайшем рассмотрении, череп оказался не совсем голым — мертвая, высохшая потрескавшаяся кожа обтягивала его, в мелких трещинах было черно. Мертвец заторможенными движениями скрюченных пальцев, почти, но не полностью лишенных сухожилий, брал куски мяса и подносил ко рту. После нескольких жевательных движений глотал, но путь пищи был очевиден — сквозь мертвую требуху и ветхий рваный плащ она вываливалась на пол.
Все это Валерик заметил походя, набрасываясь на незнакомца, которого инстинктивно счел врагом и причиной беды. Почему-то не возникло никакого недоумения по поводу вялости братьев и родовичей. И в самом деле, что странного в том, что некий труп самостоятельно пришел к нему в дом и ест его еду, а все собрались вокруг и любуются дивом?
Пришелец неторопливо, но как-то очень быстро развернулся навстречу летящему Валерику и накрыл лицо паренька своей кистью. Негромко хрустнуло. Валерик мешком повалился на пол. Голубые глаза непонимающе уставились вниз.
Громко ахнула Фария, вышла из ступора и, схватив ухват, огрела пришельца по голове. Череп слетел с плеч и закатился в угол. Обезглавленное полуистлевшее тело, закутанное в ветхий черный плащ, с глухим стуком свалилось рядом с Валериком. Наваждение разом спало. Криком закричала Руня, но Марвак тут же взял ее под руку и увел. Могучий Кауакан подхватил начавшую оседать мать и принялся успокаивать, однако глаза его невидяще смотрели на лежащего ничком брата. Гахерис перенес Валерика на кровать и пытался привести в чувство. Аше с Жекэчем, как самые опытные, насыпали пепел и золу на останки скелета, чтобы остановить злую силу.
