— Это не повод истязать его! — заметил Инвари.
Герцог скривился.
— Оставь эти разговоры о милосердии! Он — животное в человеческом обличии, и ничего более. Страх заменяет ему любовь, а привязанность — дружбу. А "нужно ли князю, чтобы его любили или боялись? Люди любят по собственной воле, а боятся по воле властителя. Мудрый князь должен опираться на то, что зависит от него, а не на то, что зависит от других". Кажется, я верно процитировал? — герцог довольно заулыбался.
— Верно, — согласился Инвари, — но ты забыл последнюю строку: "Надо только суметь избежать ненависти".
Улыбающееся лицо Адаманта неуловимо изменилось, и Инвари поспешил переменить тему:
— Как бы там ни было, я даю слово чести, что останусь до окончания праздника! — поспешно сказал он.
Адамант облегченно вздохнул.
— Как трудно в наше время заполучить приятных людей в гости! На какие хитрости приходится идти. Ты порадовал меня, странник.
— Мне бы хотелось выходить в город, — добавил Инвари, и Адамант в то же мгновение подобрался, словно готовясь к прыжку.
— Зачем?
— Я никогда не был в Ильритане. Мне нужны впечатления для орденских путеводителей.
— Дэльфы! — вздохнул герцог. — Даже в гостях вы думаете, чем бы пополнить ваши хроники. Ну, что ж… Ты не пленник в моем дворце, а гость.
Он хлопнул в ладоши. Из-за портьеры бочком выбрался несчастный Шери.
— Отведи гостя в его комнату и, смотри, поаккуратнее!
Шери, мыча, закивал головой, и жестом пригласил Инвари следовать за собой.
И вновь они шли по темным коридорам, поднимались по лестницам и спускались в крытые галереи. Фундамент замка был высечен прямо в скале. Сырость и холод царили здесь. Огни редких факелов не грели воздух. Инвари зябко запахивал плащ. Они спустились в подвал, высеченный в скале вместе с фундаментом. Здесь веяло тьмой и смертью, а стены излучали боль и страдание. Напрасно Инвари оглядывался, взглядом ища решетки, камеры и пыточные принадлежности. Пустые стены влажно поблескивали, да чернели провалы проходов. Он ощущал вокруг и под собой пустоту — подвал был больше, чем полагалось быть обычному замковому подземелью, и от этого становилось не по себе.
Через подвал, связывавший четыре большие башни замка и множество маленьких, Шери привел его, наконец, в одну из башенок западной стены. Ему отвели просторные покои со старинной мягкой кроватью, занимавшей почти всю стену. Низко кланяясь, урод ушел. В комнате было чисто, на умывальном столике дымилась горячая вода в кувшине, но Инвари было не до умывания. Травы переставали действовать, и при каждом вздохе острая боль пронзала тело. Сейчас мог помочь только медитативный сон. Ему нужно снять боль и ускорить заживление переломов. Вряд ли его собственных сил хватит, чтобы срастить сломанные ребра. Вот если бы у него была Звезда Поднебесья! Но попробовать стоит. До полудня он должен прийти в себя!
Он устало стянул плащ и сапоги, снял перевязь и осторожно улегся на бархатное покрывало. "Эта кровать создана для любви, а не для сна", — подумал он, уже засыпая. Но, увы, что такое любовь, он мог лишь вообразить.
***
Как только за юношей опустилась тяжелая занавесь, из-за противоположной портьеры выскользнула высокая гибкая фигура в бесформенной хламиде с капюшоном, полностью скрывавшим лицо. Она почтительно склонилась перед герцогом. Тот нетерпеливо махнул рукой.
— Ты хотел посмотреть на него, Мор. Ты увидел его и слышал наш разговор. Что ты думаешь, говори, что ты чувствуешь?
Мор склонился еще ниже.
— То же, что и ты, господин!
Адамант усмехнулся, пальцы его пробежали по ручкам трона и сомкнулись на шеях каменных львов.
— Тебе нет равных в лести, Мор! Но не сейчас. Я хочу знать, что думаешь ТЫ.
Мор выпрямился. Разительная перемена произошла во всем его облике. Он словно стал выше и крупнее и, как ни в чем не бывало, уселся на один из королевских стульев, налил себе вина и откинул капюшон.
Странен и страшен был его вид. Как обаятельно улыбались его губы, как красиво был очерчен подбородок! Какой сильный и чувственный образ мог бы тревожить ночами девичьи души, если бы не ужасала до смерти верхняя половина его лица — чудовищная, неправдоподобная и нелепая. Лысый, черный как смоль череп, заостренные уши, кривой нос с хищно раздувшимися ноздрями — все это казалось страшной маскарадной шапочкой-маской. Но заглянувший в его глаза был обречен на безумие. Желтые и яростные, без зрачка и радужки, сейчас они жутковато светились в сумраке залы.
— Тебе следует его опасаться, Адамант! — заявил он, вылив с глотку целый бокал вина.
Блеснули ровные белые зубы.
— Он не тот, за кого себя выдает!
— Это я и так знаю… Дальше!
— Он не дэльф, он не Один Эвиньонский, и он опасен! У него есть Сила. Я не смог даже приблизиться к нему — он бы сразу обнаружил мое присутствие. Твоя блажь опасна! Он вынюхает все, что мы так тщательно скрываем, превратится в летучую мышь или в туман, не знаю, что сейчас модно, и улетит. Ни ты, ни я не удержим его. Его надо уничтожить, сейчас же, сию минуту!
Адамант поморщился. Голос Мора, звучный и приятный, в минуты раздражения срывался на визг.
— Успокойся, прошу тебя. Ты забыл, что наш первый подобный опыт удался — в конце концов, мы узнали от того грамотея все, что хотели. И ты не обратил внимания на то, что я взял с мальчишки слово чести. Теперь никакая сила не заставить его уехать до срока. Дэльф он, а, скорее всего, нет, но в их среде принято быть честным. — Адамант захихикал. — И Хозяин будет доволен!
Мор низко склонил голову.
— Я предупредил тебя.
— Да, предупредил! — перебил герцог, — Но я хочу знать больше об этом чудесном месте, которое они зовут Поднебесьем. И рано или поздно я вырву секрет их Силы. Разве ты не видишь — он всего лишь Ученик, он слишком молод, чтобы быть рангом повыше, хотя и талантлив, бесспорно. Но неужели мы не справимся со щенком?
— Ты сам заметил — умен не по годам, — ответил Мор. — Может, он сильнее, чем кажется? Я не могу и близко подойти к нему! Да, ведь, и ты пытался прощупать его мысли — бесполезно. Откуда мы знаем — кто он или что он?
— Ты всегда все преувеличиваешь, Мор. Осторожность у тебя в крови.
— В крови!… - Мор захохотал так, что чуть не подавился. — В крови? Ох, ты насмешил меня! Во мне нет ни крови, ни осторожности, Адамант, это всего лишь здравый смысл…
Герцог нахмурился.
— Ты что-то стал слишком фамильярным, слуга! — рявкнул он так, что зазвенели приборы на столе.
Мор вскочил и низко склонился перед ним, уши его прижались к черепу, глаза потухли.