Они остались вдвоем, без еды, без лошадей, а до границы Поглощения еще далеко…
— Ерунда, сказал Ситмах. — Все ерунда. Чем нас меньше, чем мы бессильнее, тем маловероятнее Поглощение. Земля просто-напросто боится и уничтожает из страха.
Он встал, опираясь на ружье, как на палку. И они двинулись дальше. Поначалу Ситмах шел довольно бодро, потом стал хромать все сильнее и сильнее. Возле каждого озерца или ручейка он останавливался попить и наполнял флягу водой, но хватало ее ненадолго. Алекс предложил опереться на него. Ситмах смерил его выразительным взглядом и ничего не ответил. Но вскоре тяжелая рука Ситмаха опустилась ему на плечи, и они побрели в обнимку, как пьяные…
Задолго до вечера оба путника повалились на землю и так лежали, не в силах сделать ни шага.
Превозмогая усталость, Алекс поднялся и отправился собирать сухостой. Костер разгорался плохо. С болота тянуло сыростью.
Ситмаха стало знобить.
Наконец, огонь разгорелся и стал согревать. Тепло обнадеживало.
Быть может, они доживут до рассвета, доберутся до границы, а там… Там будут люди… Они не станут стрелять. Они протянут руки.
Алекс лег на землю и стал гладить ее огромное тело.
— Господи, — шептал он, обращаясь к сырой и равнодушной массе под собою. — Господи, сделай доброе… Разве мы так уж плохи? Господи, не будь так жесток…
Все в голове у него спуталось: небо и преисподняя, песок и болота. Лишь от костра шло тепло, и горячечный бред Ситмаха оставался голосом человека.
Так Алекс и заснул, прижимаясь к земле, обнимая ее и шепча бесконечные, клятвы покорности всесильной разъяренной Гее.
Они дошли до границы. Ситмах снял руку с плеча Алекса и положил ладонь на белый, гладко обструганный столб, врытый в землю. Столб еще пах смолою. С одной стороны был луг и болота. С другой — дома, улицы. Стояли машины. Красная кирпичная труба дымила. Экскаваторы, наперебой рыча, вгрызались в землю. Яма была огромной, как котлован на месте Поглощения. В нее с тупым упорством светили прожектора.
— Ну вот… — Алекс в гримасе, означающей улыбку растянул рот. Дошли…
И он хотел переступить границу.
— Стой, — сказал Ситмах.
Алекс обернулся, не понимая.
— Я не пойду, — Ситмах оттолкнулся от свежеобструганного столба и сделал шаг назад. — Я не пойду туда.
— Да ты…как же… — Алекс выпучил глаза. — Ведь там безопасно.
— Я не пойду, — в третий раз повторил Ситмах.
— Тебе нужен врач, ты умрешь один, раненый, в лесу…пытался убедить Алекс, оглядываясь на дорогу и город за спиною. Там ходили люди, там была жизнь, как до начала Поглощения.
— Запомни, парень, из всех, кто еще топчется здесь, я умру самым последним, — хмуро произнес Ситмах и, повернувшись, пошел, не разбирая дороги — в лес Алекс сделал несколько шагов за ним следом и остановился, озираясь. Город за спиной манил…
— Ситмах! — завопил он от отчаяния и боли.
Тот шел не оборачиваясь и почти уже скрылся среди осинника и низких елочек. Алекс бросился за ним, потом резко повернулся и побежал обратно, потом вновь рванул за Ситмахом. И, наконец, в последний раз повернувшись к городу лицом, он увидел, как красная труба, что пятнала вечереющее небо рыжим дымом, вдруг разломилась пополам и, будто в замедленной съемке, стала оседать вниз…
Алекс бросился назад — в лес. Границы Поглощения больше не существовало…
