За время войны магии и черного колдовства он навидался вдоволь. И всей душой хотел, чтобы Лана, его супруга, была от этого дерьма как можно дальше. Он хотел спасти её. Пусть навсегда забудет про черное колдовство: оно ей больше не нужно. Колдовство не исцеляет и не помогает, оно не делает жизнь людей лучше. Все, что оно приносит, это горе, раздоры, ужас и смерть. Оно делает людей беспомощными перед волей чудовищ в человеческом обличье.
Так что пусть Лана держится от него подальше. Пусть живет тихой мирной жизнью благородной идаволльской леди, графини Миссенской. По крайней мере, это ей Тэрл, даже будучи калекой, дать все еще мог. И когда она поймет это, то будет ему искренне благодарна.
Это придавало его жизни смысл.
Последняя мысль заставила его запнуться. Действительно? Придавало смысл? Он жил… Ради этого?
Мысли путались. Наверное, последняя бутыль вина все-таки была лишней. Никогда раньше Тэрл не пил так много: военное дело требовало ясной головы, и даже на праздниках он не позволял себе напиваться. Но что толку от ясной головы, если нет руки, воплощающей ее идеи?
Что толку теперь от его головы, когда нет смысла жить?
— Неужели Лана — это все, ради чего я живу?
Бывший командующий гвардией не знал ответа на этот вопрос. Он не знал, действительно ли чародейка незаметно для него стала занимать его мысли настолько, чтобы ради нее, ради того, чтобы дать ей спокойную жизнь, стоило продолжать жить самому.
Но другого смысла он не находил. Утопающий хватается за любую соломинку, которая позволит ему чуть дольше чувствовать себя живым.
Выскользнул из пальцев, разбиваясь, бокал с вином. Тэрл тихо выругался. Сколь многие вещи теперь придется учиться делать заново. Сколь многое он совершенно не привык делать левой рукой. Хорошо хоть Лана помогала…
Не будь ее, он давно уже отметил бы победу праздничным салютом в висок.
— Еще вина! — гаркнул прислуге бывший воин.
И словно в насмешку, командный голос получался у него, как встарь.
Лана стояла у окна и наблюдала, как «Искренний» готовится к отлету.
С того момента, как Лейла вошла в столицу, ансаррам и лично Килиану все чаще и все прозрачнее стали намекать на то, что они здесь не вполне уместны. Контроль над столицей прочно взяли в свои руки гвардия и дружины знати Идаволла и Иллирии, и непонятные коричневые чужаки все больше становились для них раздражающим бельмом в глазу. Понимал это и Килиан. И не стал с этим спорить.
Как и некогда из поместья дома Д’Исса, дирижабль улетал рано утром, пока дворец спал, и не было лишних зевак, плетущих досужие сплетни. Последние сборы перед отлетом почти завершились. Все повреждения были устранены, баллон под завязку наполнен гелием, и сейчас завершалась погрузка припасов и материалов, которые пригодятся на заре существования нового поселения.
Сборы подходили к концу, и чем дальше, тем больше Килиан затягивал их. Он оглядывался, как будто выискивал что-то.
Выискивал и не находил.
В очередной раз Лана подумала, что, наверное, должна сейчас выйти и попрощаться с ним. И в очередной раз — не смогла заставить себя это сделать. Слишком отчетливо, слишком болезненно она чувствовала, что если выйдет, то попросит взять ее с собой. Слишком сильным окажется желание вновь творить. Настолько сильным, что просто не сможет она не дать ему волю.
А этого нельзя было делать. С какой стороны ни посмотри, — нельзя.
У нее были обязательства перед мужем и перед своей страной.
У нее не было права быть рядом с ним — после тех мыслей, что посещали ее из-за смерти Амброуса. Сейчас все ее внимание уходило на то, чтобы не позволить этим мыслям возыметь магическую силу.
Несмотря ни на что, большая часть ее не желала зла Кили.
Единственной, кому Лана сейчас желала зла… была она сама.
В десятый раз ансарры под предводительством Джамиля перепроверили весь груз, все припасы и материалы, подготовленные для будущего первого поселения в баронстве Реммен. Помимо них и самого Килиана, там были также служанка Кет и отец-исповедник, чьего имени Лана так и не знала. Простую прислугу Кили не брал с собой, но этим двоим после его экспериментов было, пожалуй, проще рядом с хозяином.
Странное дело, эта мысль не вызывала совершенно никаких эмоций.
Да и в целом, практически все, что сейчас происходило, Лана воспринимала отстраненно. Даже первую брачную ночь она пережила, как под наркозом, подобно заводной кукле двигаясь, «как положено». Как будто все, что происходило с ее телом, — это не заслуживающие внимания мелочи в сравнении с тем Адом бессмысленных сожалений, через который бесконечно проходила её душа.
Все сборы завершились, и дирижабль тяжело поднялся в воздух. Как и прежде, один из пропеллеров вращали ансарры за счет педального механизма, другой — Килиан с помощью колдовства. Ученый не пытался обратиться к магии Сердца, как будто уроки Ланы выветрились у него из памяти; всю энергию он получал, уничтожая материальные ресурсы.
Может быть, потому что в глубине души он знал, что ему не следует уезжать?..
Дирижабль поднялся на уровень окна. В последний раз оглядел чародей королевский дворец Идаволла. Каким-то шестым, восьмым, десятым чувством он нашел то окно, из-за которого выглядывала Лана. На доли секунды их глаза встретились.
«Спаси меня!» — хотела отчаянно выкрикнуть чародейка в тот момент, — «Освободи!»
На какие-то считанные доли мгновений спали с нее цепи долга. С пугающей, болезненной отчетливостью Лана поняла, что не хочет ни оставаться здесь, ни тем более ехать в Миссену. Это все — не ее путь.
Она даже открыла было рот, чтобы сказать что-то, крикнуть, — но в следующий момент ощущение пропало, а с ними и силы на порыв. Снова навалились, подобно тоннам камней, обязательства. Долг. Чувство вины. Понимание, насколько глупы и эгоистичны её желания.
Нет. Она не может отправиться на север. Тысячи людей надеются, что она исполнит договор до конца.
Нет. Она не может отправиться на север. Она несет вину за свои мысли, и ее вина заслуживает наказания.
Нет. Она не может отправиться на север. Она теперь супруга графа. Она больше не свободна.
С отчаянной мольбой чародейка смотрела на друга, чей путь медленно, но верно расходился с ее путем. Если бы он сейчас предложил ей отправиться с ним… Возможно, ей не хватило бы сил сопротивляться. Возможно, что ей пришлось бы подчиниться. Возможно, она бы даже позволила себя похитить. Отчаянная сделка с собственной совестью, с чувством долга, не оставлявшим места для счастья.
Но он не понял просьбы ее глаз. Дирижабль удалялся в сторону земель Порчи. И Иоланта, графиня Миссены, скорее почувствовала, чем услышала печальные слова старого друга:
— Прощай, Лана. Или все-таки…
Она уже не могла никак слышать, что он говорит. Слишком далеко уже улетел дирижабль. И все-таки ветер донес до нее отголосок слов:
— Или все-таки — до встречи.
Все-таки — до встречи.
Всего за несколько дней бывшая Тюрьма Богов превратилась в великолепный дворец. Ильмадика не знала, сколько времени ей придется укрываться здесь, и отнюдь не горела желанием все это время спать на железе. Поэтому по ее желанию адепты прочесали город, принося в замок все, что может помочь обеспечить комфорт Владычицы. Она же придала тому, что получилось, единый вид. Где сквозь роскошь проглядывал образ тюрьмы, прекрасно помогала иллюзия.
Известие о смерти Амброуса Владычица восприняла без особого интереса. Она знала, что скоро так случится. Она знала, что Первый Адепт близок к тому, чтобы выработать свой потенциал, и научила его брать силу из живых существ единственно затем, чтобы он смог принести максимум пользы перед своей смертью.
Она жалела лишь о том, что так и не успела подготовить ему замену. Жаль, что Матеаса убили: из тех, кто пошел ей на службу после предательства Килиана, он был, пожалуй, лучшим.
Остались в основном юнцы, непризнанные гении, обиженные жизнью неудачники. По-настоящему перспективных среди них было совсем немного, но они все-таки были. Именно такой человек, — умный, смелый, самоотверженный, — и должен был стать ее новым Первым Адептом.
