признали бы в нем свой знаменитый Стоунхендж, только раз в десять меньше.
Местные редко забирались в эти края, а те, кто видел круг камней, истово крестились, как и положено фанатичным кальвинистам, и обходили его за милю, предпочитая не искушать милосердие господа своего. Они не знали, что это, а всего непонятного людям свойственно бояться, так что Эмерента их не винила, скорее жалела. Ей самой никто не рассказывал о круге камней, о его истинном предназначении, и все же она без особого труда постигла его суть. Просто почувствовала заключенную в круге силу. И того, кого эта сила сдерживала.
История бессовестно лжет. Ведь Лейф Эриксон забрался гораздо южнее Ньюфаундленда, который в те далекие времена его штатные скальды так поэтично обозвали Винлендом – страной винограда. Бравый мореплаватель тогда доплыл до этих самых мест, где через семь веков будет основан рыбацкий городок Салем. Затем сюда вернулся брат Лейфа по имени Торвальд. Викинги хотели основать тут поселение, но столкнулись с воинствующими племенами аборигенов. Индейцы не сумели одолеть скандинавов в честном бою, поэтому призвали на помощь того, кому тысячи тысяч лет приносили кровавые жертвы, не смея нарушить жестокие заветы предков.
Это был вечно голодный дух огня Абабинили, чья сотканная из предвечного пламени душа каждый год требовала все новых и новых подношений и никак не могла насытиться. Шаманы племени призвали неистового Абабинили и обрушили его гнев на головы захватчиков. Но среди викингов волею случая нашелся могучий эриль Торгрим, которого родичи звали «Tala við Óðni», что значит «говорящий с Одином». Отряд Торвальда погиб, но викинги успели возвести круг камней и Торгрим, истекая кровью, сумел запечатать в нем дух Абабинили.
Сегодня мало кто знает о тех событиях. И еще меньше людей понимают назначение круга камней. А ведь каждый такой круг – это тюрьма. Клетка для сущности, которую колдовство смертных не в состоянии уничтожить. Осколок древней северной магии, которую Новым Богам так и не удалось искоренить окончательно.
Эмерента тоже об этом не знала, но ощущала глубокую, беспощадную злобу и нестерпимый жар, что продолжал пылать там, под землей, скованный могучим заклятьем. Дриада безошибочно улавливала бессильную ярость жестокого духа, и понимала, что он не может освободиться, поэтому беспрепятственно бродила прямо над его древним узилищем. Особенно ей нравился дуб, что рос у самой воды. Она любила забираться на него и нежится в теньке меж раскидистых ветвей.
Только в этот раз все обернулось иначе. Эмерента задремала, поэтому сначала ей показалось, что детские голоса – лишь эхо ее сумрачных грез. Но потом она открыла глаза, всмотрелась в густую зелень, ища едва различимые скважины меж трепещущих листьев, и увидела детей. Она знала их! Это была дочь пастора Пэрриса Элизабет (ей, кажется, девять), и его племянница Эбигейл (она постарше, лет тринадцати). Странно, что поздним вечером девочки бродят по лесу так далеко от города. С другой стороны, не проходило недели, чтобы кто-нибудь из салемских детишек не убегал из дому. Обычно их находили, или они сами возвращались. Волею бога всемилостивого, как неустанно твердили пуритане, дикие звери не трогали детей, хотя, разумеется, благодарить за то стоило уж точно ни богов.
Эмерента наблюдала за девочками. Те, конечно, не видели дриаду, притаившуюся в кроне старого дуба. Они заливались искристым смехом, напевая что-то веселое и беззаботное, и сгущающиеся сумерки совсем не пугали их. Вскоре девочки оказались у круга камней и бесстрашно вошли в него. У большинства людей такие места вызывают смешанные чувства, обычно – что-то непередаваемое, тревожное. Но дети чисты, страхи взрослых их редко касаются. Поэтому девочки преспокойно плясали и смеялись, представляя себя принцессами на балу.
Эмерента не опасалась за них. Круг камней был безопасен, да и ни один зверь не посмел бы подойти к девочкам, зная, что рядом дочь леса. Но потом Эбигейл неожиданно споткнулась, мгновение балансировала на одной ножке и, все-таки не удержав равновесия, распласталась на сочном зеленом ковре. Элизабет бросилась к ней, и дриада затаила дыхание, ожидая воплей и плача. Но племянница пастора лишь рассмеялась, что-то сказав подруге, но очень тихо, так что даже обостренный слух Эмеренты не смог разобрать ее слов.
И все же Эбигейл неудачно упала. Элизабет помогла ей подняться и оказалось, что девочка не может идти сама – попробовав наступить на ободранную до крови ногу, она скривилась от боли и до хруста стиснула зубки. Глядя, как ярко-алая кровь медленно стекает по девичьей ножке и капает на траву, Эмерента подумала, что это очень стойкое дитя – в Салеме она не раз видела, как мальчишки ее возраста плакали из-за меньших царапин.
Дриада уже хотела спуститься с дерева, чтобы помочь девочкам, но внезапно услышала глухой раскат грома, донесшийся будто из-под земли, а потом ее внутреннее зрение поглотила ослепительная вспышка. На мгновение ей показалось, что она увидела переливающийся перламутром купол, что навис над кругом камней. Купол изошел паутиной мелких трещин, а затем вспыхнул и растворился, как рассветная дымка. Подземный гром повторился и принес с собой ужасающий рык, подобный грохоту извергающегося вулкана.
Эмерента не могла знать, что происходит, но память крови, пусть даже не восстановленная обрядом инициации, дала о себе знать. Заклятье исландского эриля, простоявшее здесь почти семьсот лет, рухнуло в один миг. Кровь невинного ребенка, девочки, которой едва миновало тринадцать лет, стала ключом к запору, что веками держал Абабинили в заточении.
Таков закон: если есть замок, найдется и ключ. Но мог ли мастер рун знать, что однажды обстоятельства сложатся так неудачно? Тем более, что потомки Торгрима уничтожили все гальдрабоки, содержащие упоминания об этом обряде.
Так или иначе, Абабинили вырвался на свободу. Земля в круге камней вспучилась, Эбигейл и Элизабет зашлись плачем и криком. Они попытались выбежать из круга, но дух огня впился в девочек своими незримыми щупальцами. Бедняжки не понимали, что происходит, но дриада видела клубящееся тело Абабинили, бесформенное, напоминающее дрожащий жар, что в полуденный зной встает над дорогой. Дух огня был голоден и он жаждал мести за века, проведенные в каменной темнице!
Эмерента действовала инстинктивно. Она спрыгнула с ветки, легко, словно дикая кошка, преодолев почти четыре метра и приземлившись мягко, беззвучно. Вскинула руки к небу и прошептала слова давно забытого языка, сама не понимая, что говорит. Но в тот момент уста Эмеренты ей не принадлежали, говорила ее кровь, память тысяч поколений дриад, детей леса, перворожденных.
Абабинили зашипел, как показалось дриаде – больше удивленно, чем злобно. В ответ на ее заклинание бесформенное облако
