– Vad säger du?[182] – спрашивал Ульрих.
– Jag säger… min far inte ser… såg… det,[183] – выковыривал Олькша свейские слова из памяти.
– Не пойму я тебя, венед, – усмехался гёт: – Ты теперь, почитай, знатный викинг, про таких скальды поют Саге свои песни, а все не можешь отцовские зуботычины забыть. Все-то тебе надо, чтобы он тебя по головке гладил да на коленках тетешкал.
Но Олькша понял из его слов далеко не все, и разговора по душам не получилось…
С поглядом на Хрольфовых людей, и другие варяги, случившиеся в то время на Бирке, подраспустили тесемки своих кошелей. А кое-кто даже откопал заветные сосуды с серебром и золотом. Никто не хотел ударять лицом в грязь. Так что купеческие кнорры уплывали с Бирки, сидя на воде значительно выше, чем на пути сюда.
Но были на острове два человека, поступившие со своей долей добычи, иначе прочих.
Сколько раз Фриггита пыталась заполучить у мужа серебра на какую-нибудь диковину, да только с таким же успехом она могла бы разгрызть зубами камень. Хрольф считал, что нового платья, двух обручей на шею и золотой цепочки на пояс для жены более, чем достаточно. Остальное он решил потратить на… корабли! Он извлек из потаенного места все, что откладывал на покупку бонда, сложил со своей долей добычи и понял, что может заказать у Мэларенских корабелов целых два драккара по пятнадцать весельных рядов. При этом у него еще останется достаточно серебра на покупку второго кнорра для перевозки награбленного. Представляя себя во главе двенадцати десятков отборных викингов, Хрольф ощущал, как сладкий дым небывалой Славы начинает куриться вокруг него. Хвала Одину, что не позволил он шеппарю прежде времени изменить своей судьбе и осесть в каком-нибудь скудном бондэ. Не согласись Хрольф проучить рыжего верзилу во время кулачек на Волховском льду, не промайся он целый месяц немочной хворью после встречи с каменным кулаком его щуплого приятеля, не узри он, как эти двое точно зайцы удирают от княжеской дворни, до конца своих дней копошился бы он в серой грязи. Но не попустил Тюр, чтобы племянник Неистового Эрланда упустил свою Удачу и Славу. И теперь при споспешестве Стейна Кнутневе и грозных жителей Асгарда, Хрольф мог всерьез думать о том, чтобы превзойти своего именитого предка. Те немногие старики, что жили на Бирке, вспоминали, что Эрланд обзавелся Громом Трюморком, когда был уже в зрелых летах. Его племянник еще только входил в возраст, а уже собирался владеть пятью кораблями. И если в прежние времена скальд, начиная песнь о славном набеге, долго перечислял шеппарей и хольдов, что в него отправились, то очень скоро белобородые запоют о Хрольфе-Мореходе, свершавшем знатные подвиги сам о пяти кораблях. Так они пели только о светлых ярлах. Так пели о конунгах…
Волькша так страстно желал поскорее покинуть большой, но неуютный дом шеппаря, что был готов переселиться даже в амбар или на сенник. Несколько старых хозяйственных построек пустовало на юго-восточном краю варяжского поселения на Бьёркё. Пятнадцать, а то и больше лет назад кто-то поставил их на берегу рядом опушкой березовой рощи. Вероятно, намеревался соорудить рядом мостки, да не сподобился: то ли дно оказалось неподходящим, то ли хозяин закромов сгинул в морской пучине. От заводи, где испокон века причаливали драккары шёрёвернов, амбары оказались слишком далеко, и по сему они так и не наполнились ни дровами, ни утварью, ни мешками с житом.
Прежний хозяин немало поскупился на крыши и двери, так что бесхозные срубы издалека напоминали огромные шалаши, по чьей-то прихоти водруженные на бревенчатые короба. Тонкие березовые стволы, заменявшие стропила покосились, лиственные ветви, некогда укрывавшие амбары, пожухли и много лет назад осыпались трухой. Так что в дождь здесь было не суше, чем в осеннем лесу. От этого верхние венцы[184] срубов сгнили настолько, что древесину можно было отщипывать руками.
Но все равно из ничейных амбаров можно было исхитриться и выстроить жилье. Те бревна, что не затрухлявели, оказались достаточно сухими и ровными, чтобы сложить из них дом.
Любопытные шёрёверны то и дело приходили посмотреть на чудачества щуплого венедского парнишки. Виксбергским плотникам иногда казалось, что Варглоб попросту забавляется, настолько странной казалась им его затея.
Он наказал привести на Бирку столько бруса и щепы, что можно было построить кнорр, а то и драккар. Пока их везли, чудной венед повелел разобрать амбары на бревна, а сам без устали собирал по острову камни. Если бы он ограничился тем числом, которым обычно обкладывают очаг, никто бы не сказал ни слова. Но куча булыжников день ото дня все росла, и никто уже не мог понять, куда венед хочет их приспособить, если только он не удумал обкладывать деревянную домину камнем.
Приплыл плот с брусом. Его перетаскали к бревнам, и недоумений стало еще больше. Амбары были разных размеров. Бревна, соответственно, тоже. И все они были гораздо короче, чем те, что обычно шли на постройку теремов.
И вот тут началось такое, от чего у свеев рты превратились в гнезда ласточек-береговушек.
Варглоб повелел сложить на земле невысокую клеть из коротких бревен. Проем под дверь в ней сделали не высокий, но достаточно широкий, чтобы туда могла войти лошадь. Начиная с восьмого и до одиннадцатого венца шла сплошная потеха и недоразумение. Венед повелел класть венцы так чтобы каждый из них нависал над следующим, и к последнему концы бревен выступали над нижней клетью во все стороны почти на два локтя. На одиннадцатом венце приказал он также положить поперек клети еще два больших бревна вдаль и два поперек, так что получилась решетка в девять ячей, самая узкая из которых пришлась посередке.
После того как это было сделано, венцы стали класть по краю нависающих бревен, от чего домина раздалась вширь, и зеваки сходу прозвали Волькшин дом грибом, на что Годиновичу было глубоко наплевать.
Его дом еще не дорос до перекрестных бревен, когда Волкан удивил свеонов еще раз. На Оксёлезюнде он видел плавильные печи лишь мельком, но то, что они могут делать железо текучим, как ранние сливки, ошеломило его. Варить железные камни Волькша не собирался, а вот подготовить свой невиданный дом для зимних холодов он задумал всерьез. А по сему посреди нижней клети он начал возводить каменную ступу.
– Ано, это у тебя что? – недоумевал Олькша. Сын Хорса с первого дня пособлял Волькше, чем мог. Как и его отцу, рыжему здоровяку было всласть понянчиться с тяжелыми бревнами да покричать на помощников. Правда иной раз он последним понимал Волькшины задумки, но без его могучих рук, работа шла бы намного медленнее.
