Эйле уверенно подошла к двери и стала пробовать один ключ за другим.
— Ну, и куда это ты собралась? — послышался тонкий голос у нее за спиной.
И тотчас та, уверенная в себе, новая Эйле позорно удрала, бросив прежнюю на произвол судьбы. Прежняя Эйле втянула голову в плечи и застыла на месте. Сердце её ухнуло и перестало биться. Пальцы вцепились в связку ключей, как будто можно было в них отыскать спасение.
Детина не торопился приблизиться к ней. Стоял, весело скалясь, посреди комнаты и наблюдал за девушкой, которая осторожно поворачивается к нему.
— Испугалась, дурочка? — спросил он. — Не надо. Никто здесь не будет тебя наказывать. Наш хозяин не любит, чтобы девочек били. Мы же тут разумные люди. Поговорим и все уладим.
Эйле молчала. Ласковость этого человека была такой же фальшивой и немытой, как ковер на полу, и точно так же безуспешно прикрывала липкую грязь, которую никто и никогда не пытался отскрести.
— Ну давай, — продолжал он. — Расскажи, что тебя пугает. Я успокою. Я многих успокоил уже. У тебя был мужчина? Хозяин говорит, что сделает тебя домоправительницей в таверне на Мизенской дороге. Место хорошее, но требует умений.
Эйле медленно подошла к стене, повесила ключи на гвоздь и взяла из гнезда держатель с погасшим факелом. Детина поглядывал на нее покровительственно.
— Огонь не понадобится, — сказал он. — Пойдем прямым путём, по винтовой лестнице. Я здесь все переходы знаю.
Всё так же безмолвно Эйле приблизилась к нему и в последний миг, размахнувшись, с силой ударила надсмотрщика держателем по виску. Удар вышел неловкий, но сильный; мужчина пошатнулся и отлетел к стене. По виску потекла кровь. Эйле подбежала к нему и замахнулась снова. Уже теряя сознание, он видел, как взлетает ее рука с тяжелым держателем, и в последний миг поднял локоть, закрывая лицо. Удар пришелся выше — на лоб. Мужчина громко захрапел, и Эйле, чтобы он не разбудил остальных, схватила пригоршню тростника и сунула ему в рот. Челюсть умирающего судорожно стиснула сухие стебли, потом разжалась и замерла.
Эйле вернулась к ключам. Теперь она больше не сомневалась в себе. И точно — первый же ключ отомкнул замок. Дверь растворилась, и ночь впустила Эйле.
Улицы, утром показавшиеся девушке такими неприветливыми и угрюмыми, теперь выглядели иначе: темнота спрятала убожество домов, скрыла неряшливость мостовой — каждый поворот означал новое приближение к свободе.
Она побежала, петляя и ныряя в любой встречный переулок. У нее не было ни чувства времени, ни чувства направления: внутри городских стен Эйле была совершенно беспомощна.
Ноги у нее гудели. Ночь не заканчивалась. Иногда девушка видела над головой край луны или несколько звезд — там улицы расступались и позволяли светилам заглянуть в утробу города. Эйле миновала несколько ворот, сама того не заметив, и теперь кружила по более тесному пространству, между третьей и второй стенами. Она не отдавала себе отчета в том, как много прошла. Иногда ей чудилось, что она почти не удалилась от дома продажной любви и вот-вот снова увидит перед собой ту тяжелую дверь.
Она остановилась, переводя дыхание. Попробовала понять, не превратились ли и последние события ее жизни в далекое прошлое, не отошли ли они туда же, где теперь скрывались другие воспоминания, — но нет, Тандернак по-прежнему оставался в настоящем и мог схватить ее в любое мгновение.
Эйле подняла голову, пытаясь по очертаниям крыш догадаться, где находится, и вдруг на фоне неба увидела знакомый флюгер. Небо сделалось светлее, и металлический человек бежал по нему в страшнейшей тревоге, навстречу рваным фиолетовым облакам, которые гнал на него ветер.
Эйле снова зашагала, стараясь держаться знакомого направления. Еще одна стена — и в ней ворота. Ступать под своды было страшновато — теперь, когда приближалась заря и разница между светом и тьмой сделалась очевидной, — но Эйле пересилила себя. Здесь кольца городской застройки были совсем узкими, и спустя полчаса она заметила наконец дворцовую стену.
Девушка опустилась прямо на камни мостовой: она решила передохнуть, а заодно пожалеть себя и поплакать, но оказалось, что слез у нее не осталось и сил на рыдания — тоже. Поэтому она просто посидела немного, а после поднялась и, шатаясь, двинулась дальше.
Дворцовые ворота на ночь запирали, но Эйле об этом не знала. Она просто брела наугад, понимая, что рано или поздно ограда приведет ее к входу.
Сама того не зная, она миновала древние ворота, заложенные камнем и заросшие плющом, — те самые, где Ренье обнаружил ржавые кольца и убедился в правоте дядюшкиных россказней.
А потом перед ней предстал вход. Раскрытая дверь, приглашающая вернуться домой.
Эйле вошла, и тотчас блаженство охватило ее: она втянула ноздрями знакомый аромат сада.
Тихие шаги девушки шелестели по плоским камням. Причудливые здания то выступали прямо на дорогу, являя спящую роскошь фасадов, которую разбудит только солнце, то прятались в зарослях. Эйле шла и шла. Она снова заблудилась. В этой части дворцового комплекса она еще не бывала. Дом, где жили белошвейки, находился в противоположной стороне, но как туда пробраться, Эйле пока не знала.
Ей не хотелось останавливаться. Если утром ее заметят придворные, то непременно начнутся расспросы. Солгать, будто она возвратилась с любовного свидания, не удастся: в таком виде от возлюбленного не приходят. Говорить правду — не хотелось.
Эйле потерла лицо руками и растерянно огляделась вокруг. Где же она? Ни одного знакомого здания. Хоть бы кустик какой-нибудь приметный встретить!
Наконец она поняла, что вот-вот упадет, остановилась — и мир завертелся у нее перед глазами. Эйле покачнулась, простонав сквозь зубы, и тут ее подхватили чьи-то руки. Она дернулась, уперлась в грудь чужака, пытаясь избавиться от этой опеки, но совершенно незнакомый, очень молодой голос произнес:
— Да что с тобой? Куда ты рвешься? Идем-ка, пока тебя здесь не застукали.
Она пробормотала что-то совсем невнятное. Тот засмеялся, негромко и так сердечно, что у Эйле сразу потеплело на душе. И ужасно захотелось спать.
Она сказала:
— Хочу спать.
Он не разобрал, только подхватил ее удобнее и потащил с собой. Она не поняла, когда они очутились внутри здания. Вдруг Эйле сообразила, что лежит на кровати, и подскочила, но бывший с ней человек погрозил ей пальцем:
— Ложись да спи. Я открою окно.
«Он открыл окно, — подумала Эйле. — Я смогу выбраться отсюда в любой миг, если захочу».
Он побродил еще немного по комнате, несколько раз останавливался возле девушки и рассматривал ее, а после отходил. Наконец он ушел вовсе, и Эйле смогла наконец заснуть.
