— Ложись да спи. Я открою окно.
«Он открыл окно, — подумала Эйле. — Я смогу выбраться отсюда в любой миг, если захочу».
Он побродил еще немного по комнате, несколько раз останавливался возле девушки и рассматривал ее, а после отходил. Наконец он ушел вовсе, и Эйле смогла наконец заснуть.
Глава четырнадцатая
МИЗЕНА
Адобекк хмыкнул:
— Должно быть, сейчас я услышу нечто новое.
Но Эмери не поддержал его легкомысленного тона. Он сел, принялся натягивать тонкие кожаные перчатки.
— Мне не нравится, что в той девушке, Фейнне, видят просто-напросто отмычку. И герцог, и даже королева.
— Выражайся пристойнее. Ты все-таки дворянин на службе ее величества.
— Куда уж пристойнее! — Эмери повернулся к дяде. — Все остальные слова хоть и больше соответствуют положению дел, но вообще неудобопроизносимы... — Он подался вперед, стиснул кулаки. — Для вас все это звучит отвлеченно: некий человек из Мизены, некая дочь некоего человека из Мизены, некий телохранитель некой дочери некоего человека из Мизены...
— Кажется, в грамматике такой прием называется «нанизыванием», — вставил Адобекк.
Эмери снова отказался сменить тон.
— Но ведь ни вы, ни ее величество не знали их, не были с ними дружны...
— Если ты постараешься как следует, многолюбезный Эмери, то у ее величества появится отличная возможность свести сердечную дружбу с дочкой торговца и дезертиром из армии Ларренса, — произнес Адобекк, хлопнув племянника по плечу. — Да и я не откажусь от этой чести!
Королевский конюший шумно выдохнул, потоптался по комнате.
— Вот что мне в тебе решительно нравится, Эмери, — высказался он наконец, — так это твое умение собираться в дорогу, не устраивая в комнатах разгрома! Бывало, укладываю я мои сундуки — так вокруг такое творится! Будто в доме побывали десятки дезертиров из армии Ларренса — и все голодные, и все грязные, и все жутко жадные...
— Просто я беру с собой мало вещей, — улыбнулся наконец Эмери.
— Ну ладно, ладно... — Дядя Адобекк снял с полки обширный кружевной воротник и заботливо начал укладывать его в сундук, сминая прочие предметы. — Больно ты строг со мной. Мне тоже жаль девушку. Но что мешает мне извлекать из этого похвального чувства заодно и пользу для правящей династии?
— А это сопоставимо с требованиями обычной совести?
— По-твоему, у придворного может быть обычная совесть?
— Как же, в таком случае, среди придворных остаются честные люди?
— Все дело в ловком комбинировании, — поучающе молвил Адобекк. — Требования чистой совести изумительным образом умеют сочетаться с соображениями выгоды.
— Как же вы поступаете, если сочетания не происходит?
— Делаю выбор. — Адобекк насупился. — Полагаю, сейчас не время обсуждать это. Ненавижу делать выбор! Всегда лучше увильнуть от принятия решения и свалить бремя ответственности на других. Запоминай, потому что когда-нибудь и тебе придется поступать так же.
Эмери подошел к дяде и крепко обнял его.
— Я найду Фейнне, — сказал он.
Адобекк прижал племянника к себе.
— Имей в виду и никогда не выпускай этого из мыслей: Фейнне — только ключ к миру Эльсион Лакар. Для тебя важно не столько спасти дочку торговца, сколько найти подходящую жену для Талиессина. Она должна быть из королевского рода. Помни об этом. Эльсион Лакар — лукавы и будут убеждать тебя в том, что в жены нашему принцу сойдет любая. Не соглашайся. Требуй принцессу. — Адобекк сморщил нос. — Ну, в крайнем случае бери, конечно, любую, потому что Эльсион Лакар правы: для возобновления брачного союза между Королевством и королями довольно лишь чистоты эльфийской крови...
И, снабдив племянника всеми этими разноречивыми указаниями, Адобекк удалился, очень растроганный.
* * *
Из столицы Эмери вышел пешком. Фоллон сопровождал его в первый день пути — нес его сундучок. В самом отдаленном предместье, на постоялом дворе, наняли экипаж с, возницей. Возницу звали Кустер. Он мало походил на крестьянина или трактирного слугу: тонкий, хрупкий, с печальным лицом и вдумчивым взором меланхолика. Очень светлые, почти белые волосы обрамляли молодое лицо, так что — при надлежащем складе мыслей — можно было счесть его преждевременно поседевшим после каких-либо невероятных испытаний. (Любознательному человеку оставалось только гадать — каких именно.)
Впрочем, Эмери был слишком поглощен собственными заботами, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. И уж меньше всего заботила молодого человека наружность наемного возницы.
Эмери устроился в трактире, потребовал горячего. Все дела улаживал Фоллон: договаривался об экипаже, лошадях, оплате. Фоллон же расплачивался; у Эмери было время немного передохнуть и поразмыслить.
С дядей он прощался долго, десятки раз выслушивая одни и те же наставления, произносимые с разной интонацией, в разных выражениях и снабженные — с присущей Адобекку изобретательностью — всякими приличествующими случаю остротами и примерами. С братом, напротив, расставание вышло коротким; они обнялись, перекинулись неловкими фразами: Ренье обещал не посрамить доброго имени Эмери, особенно перед девицами и прочими дамами, какие только повстречаются на пути, а Эмери сказал «с тебя станется» — и на том замолчал. Ренье еще раз обнял его, сильно покраснел, поцеловал в щеку — и убежал, оставив брата, тоже покрасневшего, тереть место поцелуя и хмуриться.
Скоро Фоллон отправится назад, в столицу, к своему господину, и путешествие Эмери начнется по-настоящему.
В окно он видел, как Кустер выводит лошадь и впрягает ее в экипаж, как привязывает дорожный сундучок Эмери позади кареты. И лошадь, и экипаж, и Кустер вполне устраивали Эмери: добротные и малопримечательные.
Вернулся Фоллон: все дела были устроены наилучшим образом.
— Этот Кустер — крепостной человек здешнего хозяина, — сообщил он. — Я оплатил наем работника на полгода вперед. Жалованья самому Кустеру платить не нужно. Рожей он похож на поэта, но это ничего не значит: хозяин говорит — лошадник он, каких мало. Ну, прощайте, господин Эмери.
Эмери кивнул, глядя на Фоллона задумчиво — как будто уже издалека:
— Прощайте...
* * *
Потянулись дни: ухоженная дорога, ухоженные поля, ухоженные селения. Чуть дальше от столицы несколько раз встречались путнику невероятно бедные, практически разорённые деревни. Увидев такое впервые, он велел Кустеру остановиться и вышел из экипажа.
В этой части Королевства Эмери никогда не бывал. По правде говоря, он вообще мало где бывал. Прежде он полагал, что Королевство процветает повсеместно, в какой его уголок ни загляни. Открывшееся зрелище оказалось для Эмери в новинку. Он даже не подозревал, что такое возможно.
