— Что с тобой, любовь моя?.. Все в норме, держись меня и ничего не бойся.
«Это я схожу с ума, не Джордж, — мелькнула мысль, — и прежде он был вовсе ни при чем, все я сама».
— Все будет хорошо, успокойся, — шепнул он еще раз, привлекая жену к себе, но в голосе его уже не звучала былая уверенность, не ощущалось ее более и в объятиях.
— Что-то не так! — отчаянно вскрикнула Хитер. — Джордж, что стряслось?
— Еще не знаю, — ответил он едва ли не рассеянно, задрав куда-то вверх голову и машинально продолжая успокаивать Хитер.
Казалось, Орр вглядывается в невидимое и вслушивается в беззвучное. Хитер всей кожей ощущала гулкие и размеренные удары сердца в неширокой его груди.
— Послушай, Хитер. Мне придется вернуться, — проронил он наконец.
— Куда вернуться-то? Что, собственно, происходит? — Голос ее срывался чуть ли не на визг.
— К Хаберу. Я вынужден. Теперь же. Подожди меня — в ресторане. Дождись меня. Хитер. Не ходи следом.
Джордж удалялся. Она должна быть с ним. Он уходил не оглядываясь, сбегал по бесконечной лестнице под гулкими пролетами арок, мимо иссохших фонтанов — к остановке фуникулера. Вагончик поджидал, это была конечная, он заскочил внутрь с ходу. А когда вагон уже отходил от платформы, Хитер с разрывающимся сердцем и жаром в легких успела запрыгнуть ровно чудом.
— Какого дьявола, Джордж?
— Прости, любимая. — Он тоже отчаянно запыхался. — Я просто обязан вернуться. И не хотел впутывать тебя во все это.
— Во что впутывать? — Ее вдруг охватила неистовая злость. Они сидели лицом друг к другу, пыхтя и отдуваясь. — Что за идиотский спектакль ты устроил, что это за цирк на дроте! И для чего тебе туда возвращаться?
— Понимаешь, Хабер, он сейчас… — Голос Джорджа пресекся. — Он видит сон.
Где-то в самой глубине души Хитер шевельнулся дремучий ужас — но она подавила его.
— Хабер видит сон. Ну и что с того?
— Выгляни в окно.
До сих пор Хитер не отрывала глаз от мужа — и во время безумной гонки за ним, и здесь, в вагоне. Фуникулер болтался теперь над рекой, над ее водной гладью — но… не было более никакой водной глади, река внезапно иссякла, распахнула чрево, выпятила в свете фонарей на мостах и набережных всю свою донную грязь, мерзкий вонючий ил, ошметки жизнедеятельности, ржавые железяки и дохлую рыбу. Гигантские корабли задрали кили возле резко выросших осклизлых стен доков.
Сооружения центральной части Портленда, неформальной столицы мира, все эти грандиозные кубы из стекла и бетона, нарядно перемежаемые зелеными насаждениями, твердыни мировой власти, оплоты науки, связи, индустрии, экономического планирования, общественного контроля — все прямо на глазах оседало и таяло. Стены зданий, зыбкие и влажные, как позабытая на солнце медуза, складывались и опадали, оставляя после себя в воздухе жирные кремовые мазки.
Вагончик фуникулера мчался теперь невиданно быстро, проскакивая все положенные остановки — что-то, видимо, стряслось и с тросом, безучастно отметила про себя Хитер. Пассажиров бешено мотало над растворяющимся городом, впрочем, достаточно низко, чтобы расслышать скрежет вселенского распада и вопли ужаса.
Когда вагон поднялся выше, в поле зрения Хитер, прямо над плечом сидящего лицом к ней супруга, всплыл Маунт-Худ. Джордж, должно быть, заметил грозовые сполохи на ее помертвелом лице или в широко раскрытых глазах и обернулся на миг, чтобы окинуть взглядом колоссальный опрокинутый конус смертоносного пламени.
Вагон мотался в бездне между теряющим очертания городом и бесформенным небом.
— Все как-то не так идет сегодня, совершенно не так, — донеслось из дальнего конца вагона брюзгливое пронзительное контральто.
Вспышка извержения была чудовищна и прекрасна. Колоссальная геологическая энергия вулкана, копившаяся тысячелетиями, как бы подчеркнула призрачность конечной цели их маршрута — пустоту пространства вокруг дворца цивэч.
Недобрые предчувствия, посетившие Хитер в пассаже Ллойд-центра, вернулись, нахлынули с новой силой. Это было здесь, оно присутствовало повсюду вокруг, высасывало душу леденящим вакуумом — неизмеримая сущность без признаков и свойств, куда проваливалось все и вся без возврата. Это было ужасно, это было само Ничто. Это был Неправильный Путь.
Именно туда и отправился Джордж, выскочив из вагона на конечной остановке. Обернувшись на ходу, он махнул рукой и прокричал:
— Не смей ходить за мной дальше. Хитер! Жди здесь, никуда не отходи!
И хотя женщина на сей раз подчинилась, это добралось до нее, оно разрасталось слишком быстро. Чувствуя, как ускользает предметный мир, Хитер дернулась в приступе панического страха и сама истаяла в нем, отчаянно выкрикивая имя мужа, последнюю свою надежду, изошла безголосым, беззвучным криком — пока не взвихрилось мутным шаром собственное ее бытие и не кануло в мрачную безводную пучину на веки вечные.
Усилием воли, колоссальным напряжением сил Джордж Орр прокладывал себе правильный путь сквозь всеобщий распад. Уже ничего не видя, он стопами нащупывал мраморные ступени парадной лестницы ЦИВЭЧ. Вместо ступеней взору представали лишь грязь, туман, истлевшие трупы да бесчисленные мелкие и крупные гады, Орр шагал прямо по ним. Дохнуло космическим хладом, смешанным с доменным жаром и смрадом паленой плоти. Орр пересекал вестибюль, буквы афоризма, бегущего по фризу, оплывали на глазах: ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, ЧЕЛОВЕ-Е-Е…, буква «Е» упорно цеплялась за выступ хилыми своими грабельками. Орр ступил на совершенно уже невидимую бегущую ленту спирального эскалатора, ведущую в ничто и поддерживаемую лишь силой его собственного воображения. И даже не зажмурился, взлетая ввысь.
Полы верхнего этажа покрывала неровная ледяная корка толщиной с палец, абсолютно прозрачная — сквозь нее уныло перемигивались созвездия Южного полушария. Орр смело наступил на них, и звезды звякнули дружно, но фальшиво, как надтреснутые бубенцы. Смрад тления сгустился, у Орра перехватило дыхание, он шагал вслепую, широко расставив руки. Дверь в офис Хабера где-то совсем рядом, даже не видя, он сумеет нащупать ее. Вдали завыли голодные волки, и жаркая лава подхлынула к городу.
Он добрался до последней двери и одним рывком сумел ее распахнуть. За порогом взору предстало клубящееся Ничто.
— Помогите! — вскрикнул Орр, чувствуя, как накатывает бессилие и нет больше мочи устоять перед пастью ненасытной пустоты. А ведь еще надо добраться до противоположной стены.
Словно золотистая пыль заклубилась в сознании — перед мысленным взором цепочкой предстали Тьюа'к Эннби Эннби, крохотный бюстик Шуберта, гримаска Хитер — «Какого дьявола, Джордж!». И это последнее помогло, Орр сумел пересечь пустоту. Уже вступив в нее, знал, что утратит все и вся.
