Он добрался до последней двери и одним рывком сумел ее распахнуть. За порогом взору предстало клубящееся Ничто.
— Помогите! — вскрикнул Орр, чувствуя, как накатывает бессилие и нет больше мочи устоять перед пастью ненасытной пустоты. А ведь еще надо добраться до противоположной стены.
Словно золотистая пыль заклубилась в сознании — перед мысленным взором цепочкой предстали Тьюа'к Эннби Эннби, крохотный бюстик Шуберта, гримаска Хитер — «Какого дьявола, Джордж!». И это последнее помогло, Орр сумел пересечь пустоту. Уже вступив в нее, знал, что утратит все и вся.
Он заглянул в самое око кошмара.
И это оказался мглистый холод, мертвая зыбь, мутная пульсация тьмы, сотканной из материй страха, эпицентр смертельного ужаса, раздирающего душу в мелкие клочья. Орр знал, где искать Аугментор, он простер мертвеющую свою десницу, он дотянулся. Нащупав нижнюю клавишу, резко нажал.
И осел на пол, смежив веки, и съежился в комок — уступая невыносимому натиску страха. Когда сумел открыть глаза и оглядеться, мир вновь стал проявляться, точно фотопластинка. Он был удручающе жалок, этот мир, и все же он был.
Нарядные стенные панели ЦИВЭЧ исчезли бесследно, уступив место замызганным стенам заурядного офиса, в котором Орр прежде никогда не бывал. Хабер лежал пластом на кушетке, бородой в потолок, бородой вновь рыжевато-каштановой. Кожа его, утратив серый оттенок, вернула себе прежний молочно-розовый цвет. И отсутствующий, неосмысленный взгляд приоткрытых глаз тоже упирался в потолок.
Орр содрал с головы доктора шлем вместе с клубком змеящихся к Аугментору проводов. Он взглянул на аппарат — все дверцы кожуха нараспашку. «Надо бы Аугментор сломать», — вяло подумал Орр, но не нашел в себе на то ни сил, ни желания. Разрушение не по его части, к тому же машина виновна в случившемся меньше, чем любая бессловесная тварь. Она лишь исполняла недобрую человеческую волю.
— Доктор Хабер! — Орр подергал доктора за массивное плечо. — Доктор! Проснитесь! Эй!
Здоровенное тело слабо шевельнулось, доктор медленно приподнялся и сел. Но это был уже не прежний Хабер — некогда гордая его голова вяло тонула теперь в массивных плечах, нижняя челюсть отвисла, роняя слюну, глаза тупо вперились в вакуум, в небытие, угнездившееся в душе бывшего Уильяма Хабера, они утратили живой агатовый блеск, они были стеклянно пусты.
Орр отшатнулся, ему стало дурно, он бросился прочь…
«Хаберу нужна помощь, — дятлом стучало в виске, — его нельзя оставлять одного, срочно нужно кого-то позвать, вызвать неотложку…» Проскочив незнакомую приемную, Орр сбежал по ступенькам. Он прежде никогда не бывал в этом здании и даже представления не имел, где находится. Когда оказался на улице, догадался, что вокруг вроде бы Портленд, но и все тут. Где-то по соседству, прикинул Орр, должен находиться Вашингтон-парк или Западные холмы. Но улица квартал за кварталом оставалась совершенно неузнаваемой.
Пустота души Хабера, вырвавшись из дремлющего сознания наружу в виде эффективного кошмара, разрушила связи. Преемственность между мирами, всегда более или менее соблюдавшаяся в сновидениях Орра, прервалась теперь окончательно. И в действие вступил всемогущий Хаос. У Орра не оставалось почти никаких связных воспоминаний о жизни в этом новом континууме. Почти все его знания об окружающем мире складывались теперь как наследие иных его воплощений, иных снов.
Прочим людям, менее зрячим, чем он, возможно, легче будет приспособиться к подобному сдвигу существования, но, не получив никаких разъяснений и увещеваний, они окажутся также легче подвержены и панике. Они обнаружат свой мир изменившимся катастрофически, внезапно и необъяснимо — без всяких на то видимых причин. Да, сновидение доктора Хабера принесет людям немало злых бед и горького горя.
И потерь. Утрат.
Орр знал, что снова потерял свою Хитер, знал уже с того момента, когда с ее мысленной помощью преодолел страх перед пустотой, окружающей спящего доктора. Жена исчезла, растворилась вместе с миром серых людей и гигантской иллюзией здания, к которому он так стремился, бросив ее совсем одну посреди гибельных кошмарных турбуленций. Хитер более не было.
Орр уже не пытался позвать кого-то на помощь Хаберу. Доктору ничем не поможешь. Как, впрочем, и ему самому. Орр и так уже сделал все, что только мог. Он шагал теперь по причудливо искривленным улочкам, лишь по угловым табличкам определяя, что находится где-то в северо-восточных кварталах. Орр и прежде здесь не очень-то ориентировался. Его окружали убогие приземистые строения, а на перекрестках открывался вид на Маунт-Худ. Извержение уже закончилось, вернее, оно вообще здесь не начиналось. Сумеречно-фиолетовый конус, спокойно дремлющий, вздымался к вечереющему апрельскому небу. Вулкан беспробудно спал.
Сны, сны, сны — сновидения.
Орр петлял без всякой видимой цели, шагая то по одной улочке, то по другой. Он бесконечно устал и порой даже хотел присесть, а то и прилечь прямо на тротуаре, чтобы перевести дух, и держался из последних сил. Похоже, он все-таки приблизился к деловым кварталам, и скоро набережная. Город, отчасти разрушенный, отчасти трансформированный, куча мала из осколков грандиозных прожектов и незавершенных воспоминаний, кишел и роился, как бедлам, новый Вавилон, пожары и безумие блохами перескакивали от дома к дому. И все же многие прохожие с отрешенными лицами спешили, очевидно, по своим обычным житейским делам. Двое громил сосредоточенно потрошили витрину ювелирной лавки, а мимо них с орущим краснощеким младенцем на руках безучастно проходила дамочка, определенно торопясь к себе домой.
Где бы ни был теперь этот дом.
Свет (звезды) вопросил Небытие: «Ты есть, или нет тебя вовсе?» И не дождался ответа…
«Чжуан-цзы», XXII
Пытаясь в эту безумную ночь держаться верного пути сквозь предместья Хаоса к родимой Корбетт-авеню, Джордж утратил всякое представление о времени. Он был уже сам не свой, на самой грани отчаяния, когда дорогу внезапно заступил пришелец с Альдебарана. И предложению идти следом, выраженному весьма непреклонно, Орр покорился безропотно, почти бессознательно. Лишь спустя какое-то время, совершенно изнеможенный, Орр вдруг сообразил поинтересоваться, не зовут ли спутника Тьюа'к Эннби Эннби
— вопрос был чисто риторическим, продиктованным остатками присущей ему вежливости, — но выслушать и понять старательно составленный ответ: «Личность называющийся Йор Йор есть приглашаемый гоститься к личность называющийся Э'нимемен Асфах», оказался уже совершенно не в силах. Джордж целиком сосредоточился на одном — удержаться бы на ногах.
