Отец Мартин приоткрыл один глаз и улыбнулся. — Я и не сплю дружище. Так, прикорнул чуток. — Невысокой и худой он выглядел полной противоположностью толстощекому и бочкообразному пономарю. — Уже собрались? — Он понимающе кивнул, и устало прикрыл глаза.
— С утра уже ждут. — Отец Йон с неудовольствием взглянул на настоятеля главного храма Ракты. Темные круги под глазами и обильная седина делали отца Мартина заметно старше своих сорока пяти.
— Вам бы поспать подольше.
Отец Мартин прижал ладони к глазам и шумно выдохнул. — Успеется. — Он рывком поднялся с кресла, пригладил коротко стриженные волосы и повернулся к своему шумному собеседнику.
— Говоришь, много народу?
— Порядочно. Одних претендентов три десятка. А с родственниками и знакомыми под полтысячи наберется. — Толстяк жизнерадостно захихикал, хотя его глаза оставались серьезными. — Все надеются, что теперь-то Ритуал пройдет успешно, тем более, что среди ребятни есть несколько многообещающих.
— Ты говорил это много раз? — тихо сказал отец Мартин.
Пономарь медленно почесал окладистую, со щедрой проседью бороду. — Уверен, что сегодня непременно получится. Среди ребят есть парочка таких, что без всякого Ритуала понятно — толк из них будет. — Он принялся обстоятельно рассказывать про юных претендентов, особенно выделяя Клоса Майли, сына местного торговца тканями.
— Мне о нем уже говорили, — нехотя заметил настоятель. — На пошлой неделе заходил его отец и туманно намекал, что в случае успеха он для храма не поскупится.
— Этот пройдоха уверен, что за мзду его семейству и Дар достанется, — возмущенно крякнул пономарь. — Старый дурень, только разозлит Триединых, а его обожаемый сынок останется на бобах.
— Я исповедовал Клоса пару раз. — Отец Мартин задумчиво мерил шагами небольшое помещение. — Он оставил впечатление, — настоятель слегка запнулся, — весьма благоразумного юноши.
— Мальчишка, в самом деле, умен и на редкость рассудителен. К нему прислушиваются даже его хитроумный папаша. — Отец Йон последовательно загибал короткие, толстые пальцы. — Думаю, у него есть все шансы. К тому же он голубоглазый, — заключил он.
— У будущего фиолетового до Ритуала могут быть глаза любого цвета, — возразил настоятель.
— У курицы, то же есть крылья, но она не летает. — Дородный пономарь громко рассмеялся. — Кареглазый претендент на фиолетовый Дар — это, это, — он нетерпеливо дернул себя за бороду — как голубоглазый красный.
Отец Мартин поморщился. — Подобные аналогии едва ли уместны. Выбор Триедиными неофитов скрыт от нас. Черноволосый может стать обладателем Милости Средней, а Дар Младшего проснуться в зеленоглазом. Дар может пробудиться в любом, в независимости от его внешности. О предрасположенности к нему мы можем судить лишь по косвенным признакам.
— И, тем не менее, цвет глаз один из них, — упрямо пробурчал отец Йон.
Настоятель не стал спорить, — Пусть будет так. Через несколько минут я спущусь в Зал Ритуала.
— Уверен, что на этот раз повезет хотя бы юному Майли, — категорично заявил отец Йон. — В прошлый раз Мейс Бойл был сам не свой. Я встретил его недавно, он до сих пор не придет в себя, хотя с того Ритуала прошло три года.
— «Ни кому не повезет. Ни сегодня, ни в следующий раз», — отец Мартин до боли зажмурил глаза, но заставил себя улыбнуться и обнадеживающе кивнуть. — Я то же надеюсь дружище, очень надеюсь.
— Ну, я пошел. Буду Вас в Зале дожидаться. — Уже дойдя до порога, пономарь вдруг звучно стукнул себя по лбу и вновь раскатисто рассмеялся. — Совсем забыл, там Вас мэтр Рордорф дожидается. — В этот момент отец Йон уже закрывал дощатую дверь, и потому не увидел, как заходили желваки на скулах настоятеля.
* * *
— Я больше не буду прикрывать Вас, — острая, клинышком бородка настоятеля дрожала от возмущения. — В прошлый раз Вы говорили, что просите об этой услуге в последний раз.
— Прошу Вас успокойтесь. — Его собеседник примиряющее поднял небольшие, пухлые ладони. — Не стоит так беспокоится из-за пустяков. — Улыбка казалась приклеенной к тонким губам.
— Пустяков! — взвился настоятель. — Да если кто-то узнает о том, что я делаю…, - он не договорил, а горестно застонал и рухнул на стоявшее рядом кресло.
— Именно пустяков, — крючконосое лицо мэтра Рордорфа продолжало источать фальшивую любезность. — Ни кто, никогда ни о чем не догадается. Ваши отчеты идут напрямую человеку, который может прикрыть кого угодно и что угодно.
— Я не знаю, на кого Вы работаете. — Отец Мартин обхватил голову руками и замотал ею из стороны в сторону. — На Кольцо, Гарено или даже самого канцлера, но то, что Вы заставляете делать меня — это государственное преступление. Но я отвечу за него не только перед судом человеческим. — Пальцы настоятеля непроизвольно сотворили знак Триединых.
— Как же с Вами зелеными сложно, — глава тайной полиции Ракты уже не улыбался. — Сколько ненужного пафоса и душевных терзаний на пустом месте. — Тонкий перстень, с крупным аметистом согласно сверкнул. — Я сколько раз говорил, что Вам ни чего не грозит. Ни Вам, ни Вашим близким, — последние слова он произнес с особым нажимом, многозначительно поглядывая на разгорячившегося служителя Ордена.
Отец Мартин как-то сразу сжался и стал казаться еще меньше. — Вы обещали, — болотно-зеленые глаза предательски заблестели. — Вы дали слово, что семью моей сестры наши дела ни как не коснуться.
— Разумеется, — бледные губы снова изогнулись. — Три месяца назад Ваша прелестная племянница, — Хард Рордорф выразительно причмокнул, — вышла замуж за Симона Волрича. Тоже, кстати, очень милого юношу. И Вы же, конечно, хотите, чтобы контора его отца по-прежнему процветала? Не так ли? — Мэтр Рордорф уже не скрывал угрожающих ноток в своем голосе. Он подошел вплотную к настоятелю, стараясь поймать ускользавший взгляд. — И для этого Вы Отче будете делать все, что я Вам скажу. Все! Вам понятно?
— Что Вы хотите на этот раз? — Отец Мартин совсем пал духом.
— Того же, что и в прошлый. — Голубые глаза смотрели безжалостно и равнодушно. — Я слышал, что сыну мэтра Майли прочат большое будущее. Полагаю, что если в Вашем отчете Вы укажите, что Милость Старшего коснулась этого многообещающего молодого человека, ни чего страшного не произойдет. Согласитесь — это пустяшная услуга, ни чего Вам не стоящая.
— Кроме моей души, что прямиком отправится в объятия Падшего. — На лице настоятеля читалась невыразимые скорбь и отчаяние. — Я обманываю не только Её Милосердие. Я совершаю святотатство и оскорбляю Триединых.
