Элиа иногда думал, о том, а кто же погиб там, вместо родителей и старшего брата, которого он никогда не видел – и раздваивался в этих своих мыслях. Была и вина перед теми, кто погиб там, за НИХ, и странное, затаенное чувство облегчения. После таких мыслей становилось иногда тошно от себя самого, но запретить себе думать об этом Элиа не мог. Не получалось.
Они шли по Неару: он и Кларенс вместе, а Ольг чуть поодаль, будто и не с ними, и все вроде было правильно, но Элиа все равно чувствовал щемящее ощущение в горле – словно долго плакал, но так до конца и не успокоился.
Наверное, все дело было в том, что он вспоминал сегодня последний день в Нарите, пожар на стенах замка, черный осенний дождь и слова отца, сказанные в горячке боя…
…ты должен дойти до столицы Торинода – Неара. Там ты встретишь человека по имени Колин, он когда-то был лучшим оружейником страны. Покажи ему цепь и скажи, что ты – мой сын. Он скажет тебе, что делать дальше…
А что делать дальше?
Что?
Это Кларенс мог без раздумий совершить любое сумасбродство только потому, что ему так показалось правильным.
Это Ольг мог принять решение, взяв на себя ответственность за все последствия этого решения.
Но он Элиа. Не Кларенс, не Ольг – Элиа.
Он так не мог.
И его это злило.
Оружейные кварталы Ольг нашел безошибочно, словно бывал в Неаре не один десяток раз. Кларенс глянул тана удивленно. Тот пожал плечами – ему-то это было очевидно. Только рядом с оружейными лавками толкалось столько молодых парней его возраста, только в воздухе над ними витал запах каленого железа – резкий, терпкий.
И только рядом с такими лавками, да еще, наверное, рядом с ювелирными рядами, можно было увидеть столько солдат.
– Будьте поодаль, – шепнул он Кларенсу одними губами. Тот понял, кивнул, и, когда Ольг вошел в один из рядов, выждал минуту, якобы разглядывая вывеску одной из лавок, а уж потом дернул Элиа за край рубахи.
– Пошли.
– Как ты думаешь, мы его найдем? В смысле – Колина?
– Никак!
– Что? – не понял Элиа. Кларенс огляделся по сторонам, не заметил ничего опасного, и ответил охотно:
– Никак не думаю. У меня голова сейчас о другом болит. Как бы Ольга здесь не потерять, да самим не засветиться перед кем-нибудь внимательным.
– А-а, – протянул Элиа. Расспрашивать дальше расхотелось. Все были заняты делом: Ольг искал Колина, Кларенс охранял его, и только он сам был здесь вроде как и не нужен.
Да что это со мной?
Ольг тем временем остановился у одного прилавка, у второго, третьего, рассматривал оружие, пробовал пальцем остроту клинка, в одной из лавок даже купил себе небольшой кинжал с ножнами, украшенными какой-то вязью, беседовал с продавцами и такими же покупателями, делая все это неспешно, даже как-то лениво.
Кларенс нетерпеливо постукивал каблуком сапога по мостовой, но делал вид, что тоже присматривается к оружию, поспрашивал цены даже, но взгляд от Ольга не отрывал. Наконец, тан зашагал к выходу из квартала оружейников и кузнецов, и они, чуть помедлив, направились за ним.
В ближайшем трактире, куда они зашли, было, несмотря на ранний час, шумно и многолюдно.
– Ну? – выпалил Кларенс, едва плюхнувшись на старый деревянный стул. Ветхое сооружение устрашающе заскрипело. Элиа не стал ничего спрашивать, лишь уставился на Ольга напряженно. Из под капюшона выбилась медная прядь, Ольг протянул руку, убрал ее под ткань и только после этого начал говорить.
– Плохие новости, – сказал он тихо. В трактире была куча народу, конечно, и никто не обращал на них внимания, но Ольг предпочитал осторожность. Тем более, что в дальнем от них углу сидели двое в доспехах королевской армии.
Зеленые глаза сверкнули. Карие посмотрели с мольбой.
Не молчи. Пожалуйста. Мне надо знать.
– Оружейник Колин был главарем мятежников, что восстали на западе.
– Был? – спросил догадливый Кларенс. Ольг утвердительно кивнул.
– Был. А теперь заключен в главную тюрьму славного города Неара. Его должны казнить в канун праздника Урожая, через месяц. Его, и еще человек пятьсот, не меньше.
…Покажи ему цепь и скажи, что ты – мой сын. Он скажет тебе, что делать дальше… А теперь,кто скажет мне, что делать, а? Да и что я могу? В этом чужом городе, среди совсем чужих мне людей! Почему ты не ушел тогда, в ту ночь, а отец? Это твое королевство, и твоя кара, а я не хочу…не хочу так, слышишь!
– Ненавижу!
Элиа с силой ударил по столу и выбежал из трактира, вызывая удивленные взгляды зевак. Ольг последовал за ним.
Кларенс звонко кинул на стол монету и вышел последним.
Ольг поймал его в узкой полупустой улочке, бегущего, не разбирая дороги. Рыжие волосы растрепались от бега, в глазах блестели слезы.
– Что ты делаешь? А? Что ты делаешь?
– Пусти, дурак! Пусти меня! Ты НИЧЕГО не понимаешь!
– Так нельзя, Элиа.
– Пусти!
Он снова попытался вырваться, а когда не получилось – руки у Ольга были железные – вдруг разрыдался, да так отчаянно, как тан никогда у Элиа не видел. Тот если и плакал, то как-то тихо, по детски, а не так, по-звериному.
– Я устал, я устал, Ольг, я домой хочу, я не хочу здесь жить, и воевать не хочу, и чтобы люди умирали – не хочу…Не хочу, слышишь?
Ольг слушал, как Элиа плачет, уткнувшись лицом в его плащ, и думал о том,что он все-таки кое-что забыл. Забыл, что за внешне взрослеющим юным Элиа прячется все тот же напуганный мальчишка, которого он однажды вел через наритские болота. Им обоим – и ему, и Кларенсу, легче было действовать, делать, пробиваться куда-то с боем ли, или хитростью, а Элиа так не умел. Пытался через силу действовать так же, как они, куда-то бежать, что-то делать, но эта новая его решительность лишь давила на него, заставляя прогибаться, подстраиваться под их темп, а тот, прежний Элиа, был по прежнему лишь маленьким запутавшимся мальчиком, намного младше их обоих.
– Я знаю, Элиа, знаю… Прости. Я знаю…- повторил он, чувствуя, что Элиа перестает вырываться, успокаивается.
В начале улочки раздался звук бега – Кларенс остановился в нескольких шагах от них, подошел уже медленнее, встал рядом. Заплечный мешок упал на заплеванную мостовую.
– Тан, что с ним?
– Ничего. Ему необходим отдых. Всем нам необходим. Надо найти постоялый двор.
* * *
Ольг и Кларенс долго сидели у очага, пили настой из каких-то местных трав – и молчали. Элиа уснул после долгого, так и не прекратившегося плача, и теперь спал – беспокойно, то и дело поворачиваясь во сне.
– Подлецы мы с тобой, тан,- сказал наконец Кларенс,- Это же его страна, его город.