— Ливи, я был в замке не только в тот день, но и накануне, и видел оба ваши танца. Я ни в чем тебя не виню, но… на меня ты никогда не смотрела так, как на него.
— Да где же эта коробка? — чуть не плача воскликнула я. — А, вот! — Вытащив ее из-под груды вещей, я попятилась на середину комнаты и откинула крышку. — Давай извлечем щепки прямо сейчас!
Озриэль замолчал, безотчетно откидывая локоны пятерней, но они раз за разом падали обратно на лоб.
На лице отразилась внутренняя борьба. Загипнотизированный взгляд был прикован к щипцам на атласной подкладке.
Я вынула карточку с инструкцией и помахала ею:
— Дело пяти минут. И прощай, стрела Вечной Дружбы. — Я с притворной строгостью сдвинула брови. — Или ты собрался сбежать из-под венца? Предупреждаю: папа держит отличных борзых и браше. [2]
Озриэль вымученно улыбнулся, подошел, взял карточку, посмотрел на нее и порвал.
— Что ты делаешь? — вскричала я и хотела броситься собирать клочки, но ифрит удержал.
— Я обещал сделать тебя счастливой, Ливи, но солгал. Невольно. Думал, что смогу, но теперь вижу: это не в моей власти, как бы мне ни хотелось обратного. А сам я тоже не буду счастлив, зная, что сделал несчастной тебя.
— Но я буду счастлива, — горячо возразила я, стискивая его пальцы. — Мы оба будем! — И зачем-то добавила: — Я научусь играть в шахматы, обещаю…
— Вот за это я тебя и люблю, — улыбнулся Озриэль и заправил прядку мне за ухо. — Ты всегда искренне веришь в то, что говоришь.
Губы у меня задрожали.
— Не надо, Ливи, не плачь, — прошептал Озриэль, привлекая меня к себе, и прижался щекой к макушке. — Как жаль, что недостаточно просто очень сильно кого-то любить, чтобы сделать его счастливым…
Я расплакалась, а потом подняла голову и вытерла тыльной стороной ладони глаза:
— Но тебе ведь необязательно уходить прямо сейчас, правда? Можешь побыть еще немного?
— Уехать до ужина? Шутишь? Я только ради ваших мятных тефтелек сюда и приезжаю!
Я шутливо стукнула его и рассмеялась.
* * *
Хоррибл поставил точку, отложил перо, взял лист в руки и откинулся на стуле, удовлетворенно рассматривая подсыхающие строки. В окно поскреблась летучая мышь и чуть подтолкнула лапкой раму. Ворвавшийся сквозняк затушил свечу.
— Нет, — слуга покачал головой, — я отвезу сам.
Мышь кинула на него взгляд из тех, какими подавальщики смотрят на девушек, которые просят принести полпорции, хотя платят за целую, или извозчики — на клиентов, вручивших золотой лишь за то, что их подвезли за угол.
А потом хмыкнула, мол, дело ваше, и вытянула лапку, многозначительно покачав у него перед носом круглыми часиками с одной-единственной стрелкой, указывавшей на завтрашнее утро.
— Помню, я успею.
Мышь моргнула и отвернулась, собираясь сняться с подоконника.
— Постой, — Хоррибл растворил окно шире и протянул посыльному тарелочку с печеньем. — Угощайся. — Тот коротко чиркнул, одно печеньице затолкал в крохотную наплечную сумку с логотипом «Транскоролевского сплетника», а второе, с зажаристым боком, зажал во рту и скрылся в сумерках, выписывая зигзаги под бременем ноши с корицей.
Хоррибл стряхнул крошки наружу и прикрыл окно. Потом сложил листы аккуратной стопкой и сунул в дорожный саквояж. Перед уходом еще раз придирчиво осмотрел свою каморку, поправил выглядывающий кончик пододеяльника и подвинул домашние тапочки, чтобы стояли параллельно друг другу.
Глубоко вздохнул и переступил через порог.
Сердце замирало тревожно и вместе с тем сладко.
Во дворе его уже ждали Рэймус и Варгар.
Стоило ящеру исчезнуть за пеленой облаков, оттуда же вынырнул новый. Летел он прямиком к замку.
* * *
Услышав внизу требовательный стук дверного кольца, Якул привычно откинул голову назад:
— Хорри…
Призыв оборвался на полуслове. Слуга уже уехал, рассчитывать придется только на себя. Поэтому он остался в кресле, протянув ноги ближе к каминной решетке. Не так уж это и плохо, сидеть и жалеть себя, особенно если компанию составляет отличный бренди. Однако гость не унимался. После десятого удара Якул раздраженно поскреб когтями подлокотник и нехотя потянулся к самой правой лилии в облицовке камина. Поворот, легкое нажатие, и снизу донесся протяжный скрип входной двери.
Если гость потеряется по пути наверх, что ж, сам виноват. Нечего заявляться в замок дракона без приглашения. Якул и сам на днях заплутал в переходе, соединяющем галерею с коллекционными горгульями и восточное крыло, чего с ним прежде никогда не случалось. Заблудиться у себя дома, только подумать! Знакомые повороты вдруг превратились в незнакомый лабиринт, с завидным упорством выводя его не туда, куда нужно, ехидно заканчиваясь тупиками или перетекая в очередной бесконечный коридор. Под конец Якул догадался, в чем дело, и рассвирепел:
— А ну, прекрати!
Замок послушался и после надменной паузы приоткрыл дверцу.
Но шаги гостя раздались за дверью неожиданно быстро. Когда тот вошел, Якул не сдержал изумленного возгласа:
— Вы?!
* * *
Нужное место они с Марсием увидели еще издалека.
За все время полета до пещеры с курса не сбились ни разу. Казалось, от них до пункта назначения протянулись по облакам мигающие стрелки.
По мере приближения к цели масштаб карты увеличивался, и вскоре вместо ниточек дорог, схематичных зубцов гор и щетинок леса, начал проступать подробно выписанный рельеф, словно невидимый художник трудился над ним прямо сейчас.
Искомая пещера, мало того что по-прежнему была отмечена на карте жирным красным крестом, так еще и начала переливаться на пергаменте разными цветами километров за десять до своего наземного аналога. Наконец из-за облаков царственно выплыла гора. Пещера располагалась у ее подножия и казалась разверстой пастью, ждущей их, чтобы заглотить.
Уинни поежилась. Теперь она и сама не была уверена, что поступила правильно, уговорив Марсия сюда лететь. А вдруг это ловушка? С другой стороны, непохоже чтобы Рогатый желал королю зла. Хотя, кто их знает, этих принцев. Вон, Одноглазый не прочь был наложить лапу на трон.
За этими мыслями незаметно прошло снижение. Почувствовав толчок, Уинни обнаружила, что они уже приземлились. Каратель еще несколько шагов пробежал по инерции, затормозил напротив входа и неодобрительно покосился в темный проем. Самым воодушевленным среди них был Марсий, который прежде не проявлял особого интереса к пещере и не упускал случая напомнить, что летит туда только из-за Уинни. Теперь он пришел в необычное возбуждение: глаза горят, на бледных щеках выступил румянец, а руки, когда он обхватил ее за талию, ссаживая на землю, оказались обжигающе горячими.
— Понимаю, как это сейчас прозвучит, но, может, не стоит туда ходить, а?
— Хочешь сказать, что мы тащились в такую даль, чтобы поцеловать гору и повернуть обратно? — возразил Марсий, привязывая Карателя к невысокому деревцу с узловатыми ветвями, растущими почти параллельно земле. — Нет уж, раз приехал, я зайду внутрь. — Он поколебался и добавил: — Если боишься, можешь подождать тут, с Карателем. С ним ты будешь под надежной защитой.
— Нет, я тоже иду!
— Не хочешь оставаться с ним? — усмехнулся Марсий.
Эта усмешечка впервые появилась после того, как он засек Уинни, боязливо обходящей спящего грифона, и с тех пор неоднократно повторялась, доводя ее до белого каления.
— Не хочу оставлять тебя одного, — спокойно и совершенно искренне ответила она.
Марсий перестал усмехаться и как-то по-особенному посмотрел на нее. Выражения Уинни не поняла, но взгляд ей понравился.
— Тогда идем. — Он взял ее за руку и обернулся к грифону, устроившему голову на вытянутые лапы. — А ты жди здесь и загрызи любого, кто попытается зайти после нас.
Каратель вскинул голову и издал звук, похожий одновременно на рык и птичий клекот.
