жизнь. Бывший первосвященник Тайгетара, он оставил свой пост ради того, чтобы стать одним из целителей Далайрана. Потом, когда в Империи Феникса вспыхнуло восстание наёмников под предводительством Дайсана, он, не раздумывая, примкнул к нему, в надежде, что им удастся сбросить ярмо ченжеров.
В конце концов, восстание было подавлено, Дайсан сын Роара погиб где-то в степях, а сменивший Кендага на посту первосвященника Цэнпорг, признал зависимость тайгетских княжеств от империи. И вот ему приходится вести жизнь вечно преследуемого бродяги-бунтаря.
Позапрошлой ночью Кендаг покинул караван, с которым он побывал в Той-Тувэ. Он рассчитывал найти в юртах кочевников силу, способную остановить продвижение ченжеров. Ибо они единственные, кто посмел хоть как-то сопротивляться империи. Но видимо просчитался. Злая воля жрецов Братства Богини дотянулась даже сюда. Судьба посольства коттеров и орхай-менгулов оказалась тому подтверждением. Теперь будет война, которую, в конце концов, выиграют имперцы.
Припекало. Разморенному жарой телу Кендага было лень даже сделать лишнее движение. Бывший тайгетский первосвященник, сняв сапоги и расстегнув толстый мелаирский халат, сидел в жидкой тени кустика эфедры. Медленные капли едкого солёного пота стекали по его бокам и груди. Для тайгета, привыкшего к прохладному воздуху гор, было слишком жарко. Он лениво озирал окрестности из-под опущенных век.
Кендаг уже раздумывал о том, чтобы прилечь, когда заметил бредущую с полуночной стороны лошадь. Напрягая глаза, он всмотрелся в знойное марево, колыхавшееся перед ним. На лошади был всадник. Но, странное дело, всадник ехал полулёжа, навалившись на гриву лошади.
Первой мыслью Кендага было, что это очередной пьяный цакхар, возвращающийся в родное стойбище из Кутюма, но насколько он знал, ни один уважающий себя кочевник, не будет пить в такую жару. Разве что воду, кумыс либо кислый дуг.
Как всякий, кто посвятил свою жизнь Мизирту Милосердному, он решил оказать помощь заблудшей человеческой душе. Ему надо просто подождать этого глупца, наверняка вкусившего от благ жизни в Империи Феникса, а не то, свалившись с коня, тот свернёт себе шею. Всадник, тем временем, приближался.
Кендаг натянул сапоги и поднялся навстречу приближающемуся наезднику. Он поймал лошадь за повод, тронул рукой всадника и отскочил.
– О-го-го! Никак мертвец!
В волнении он даже забыл о своих расшнурованных сапогах, чьи завязки волочились за ним по песку. Кендаг снял всадника со спины лошади и положил его под кустом. Затем он приложился ухом к его груди.
– Живой,– неуверенно пробормотал он.– Что-то я стал слишком пугливым. Когда у человека стучит сердце, то он просто не может быть мёртвым.
Он осторожно принялся раздевать незнакомца. Осмотрев его, Кендаг обнаружил глубокую рану на голове. Ножницами, предназначенными для стрижки верблюжьей шерсти, он осторожно срезал волосы вокруг раны. Затем промыл её лечебным бальзамом, приложил немного порошка из толчёного гамелита и затянул повязку. Кендаг, разжал зубы раненого ножом и влил ему в рот чашку воды. Бледное, отливающее желтизной, лицо раненого слегка порозовело.
Кендаг удивлённо охнул, когда смыл кровь и грязь с лица раненого. Перед ним лежал Джучибер, тот молодой князь коттеров возглавлявший посольство к Темябеку, и к которому он приходил позапрошлой ночью, чтобы предупредить о коварстве кагана табгаров.
Вид Джучибера не оставлял никаких сомнений в судьбе посольства коттеров. Кендаг лишь удивлённо качал головой, гадая и размышляя о том, как удалось тому уцелеть и вырваться из ловушки.
Однако теперь планы Кендага были нарушены. Наверняка, в поисках уцелевшего коттера, по степи рыщет погоня. Тайгету мало улыбалось встретиться с отрядом кочевников в привычных для них условиях.
В рукопашном бою один на один он уложил бы не менее сотни из них, даже если бы они напали все разом, но здесь в степи воевали иным способом. Не пройдёт и нескольких мгновений, как он, весь утыканный стрелами, будет похож на горного дикобраза. Поэтому оставаться на месте было бы непростительной глупостью.
Кендаг устроив нечто вроде люльки, пристроил Джучибера на своего выносливого верблюда. Сам он, проклиная отсутствие второго седла, с трудом взгромоздился на лошадь коттера и, привязав поводья верблюда к своему поясу, тронулся в путь.
Вечером следующего дня, проделав долгий путь по степи, Кендаг вместе с Джучибером расположились на ночлег в небольшой долине у русла пересохшего ручья, заросшего кривыми деревцами.
Коттер был ещё слишком слаб после полученных ран, поэтому тайгет делал частые остановки. Кобылица и верблюд мирно паслись рядом, по очереди громко фыркая в надвигающихся сумерках. Сейчас Кендаг сожалел, что в эту поездку он посчитал необходимым взять с собой только одного верблюда. Но ведь он не предполагал, что дело обернётся не так, как он задумал. Ничего, брат Ирахар подождёт его в кочевьях мелаиров.
Тайгет не стал разводить костёр, так как отблески огня или запах дыма могли легко выдать их место стоянки. Сегодня Кендаг решил поужинать в темноте хурутом всухомятку, предварительно напоив Джучибера настоем из лекарственных трав.
Он дожевал свою еду, и шёпотом вознёс короткую благодарственную молитву Мизирту за ниспосланный ему хлеб насущный. После чего стряхнул сухие крошки хурута и обратился к своему спутнику, который, придя в себя, с подозрением разглядывал Кендага.
– Ну, что? Очнулся, наконец? – сварливо проговорил Кендаг.– Надеюсь, теперь твои дела пойдут на поправку.
Но Джучибер не ответил. Глаза его бессильно закрылись, и он снова провалился в блаженное забытьё.
* * *
Джучибер открыл глаза, когда ноздрей его носа достиг восхитительный запах жареного мяса. Он почувствовал острый голод и невольно сглотнул слюну. Однако глоток в горле не отозвался как обычно головной болью. Джучибер медленно поднял голову, и увидел человека, который поворачивал над костром длинный прут с насаженными на него сочными кусками мяса.
