– Пусть нойон Арвед возглавит тех, кто пойдёт с Бохорулом. А славный Кранчар возьмёт под начало тех, кто будет собираться в Барге.
Предложение Сурги-Огула устраивало всех присутствующих, может быть кроме Кранчара. Ни заносчивый Укэту, чьи стремления не были ни для кого тайной, ни другие, стремящиеся подмять под себя более слабых, не получат власть над всеобщим ополчением племени. Кранчар же, будучи самым сильным из родовых нойонов, лишался командования над большей частью своих бойцов. Теперь под его началом будут воины из различных родов. Потому-то он с досады скрипел зубами.
Наиболее боеспособных воинов из куреней Далха-Кота, должен был возглавить Мутулган-багатур. Пожилой тысяцкий нехотя согласился, на оказанную ему честь. В его душе шевелились смутные подозрения, что его попросту хотят удалить из Барги.
Тунгкер же наоборот рвался в бой, дабы выполнить обещание, данное им жене отомстить за её брата. Мутулган еле отговорил его. Он считал, что кто-то должен остаться на охране бывшего ханского куреня и следить за нойонами. Случись какая-нибудь пакость со стороны недоброжелателей и Сузге одной нипочём не управиться.
Суджук и Сурга-Огул поддержали Мутулгана. Но эти двое исходили совсем из других соображений. Они понимали, случись чего на войне с сыном таурменского хана, потом хлопот не оберёшься. Стрелы-то не разбирают имени-звания жертвы. Пусть молодой нойон лучше потешится с красавицей женой. А там они потихоньку выживут молодожёнов из Барги. Мол, пора ехать к родному батюшке…
Укэту, как и Кранчар, только скрипел зубами. Оставалось либо идти под началом Арведа к Бохорулу, либо попасть под тяжёлую руку нойона наянкинов. Ни то, ни другое не устраивало горделивого старейшину. Однако приходилось выбирать.
Обычно курултай заканчивался всеобщим пиром, но в этот раз ни у кого не возникло желания праздновать. Суджук и Сурга-Огул вместе покинули собрание. Нойон Арвед остался вместе с обоими тысяцкими и есаулами из куреней Далха-Кота. Назначение обязывало его заняться делами войска. Надо было объехать оба куреня Далха-Кота, договориться с тысячниками, есаулами и сотниками о сборе воинов, разослать гонцов. Позднее, ближе к вечеру, доверенный нукёр Суджук-нойона передал, что его сегодня вечером будут ждать в аиле Сурги-Огула.
Сумерки пали на станицу. Усталый и запылённый Арвед слез с коня у коновязи в аиле Сурги-Огула. Тут же стояли ещё чьи-то лошади, но он не стал их разглядывать. Бросив поводья одному из сопровождавших его нукёров, нойон прошёл в юрту. К его удивлению, кроме самого хозяина и Суджука, здесь находился и старейшина Укэту. Тот сидел на удивление тихий и присмиревший, то и дело искоса поглядывая на своих собеседников.
Сурга-Огул поздоровался с гостем, усадил за стол и предложил поесть и выпить кумыса. Жуя кусок жареной говядины, Арвед прислушался к разговору. Речь шла о тех старейшинах и знатных людях, что стояли поперёк дороги троим владетелям.
– Мутулгана спровадим в поход,– говорил Сурга-Огул.– А пока он там будет махать своим палашом, таурменского щенка надо отправить домой. Отправим гонца к его отцу: дескать, не всё ладно в наших кочевьях. Мол, сосед твой Кранчар воду мутит, а тут как раз наянкины будут в поход собираться. Глядишь, хан соберёт своих воинов встречать на границе сына с невесткой. Тут Кранчару будет не до Барги.
– Мудро рассудил,– кивнул, соглашаясь с хозяином юрты, Суджук.
– А как же ханский курень? Казна, табуны? – спросил Укэту.
– Про них-то и идёт разговор,– пояснил ему Сурга-Огул.– Тунгкер и так получил неплохое приданое за хайдаровой дочкой. Всё остальное принадлежит нашему племени: табуны, стада, повозки, люди и прочее. Теперь всё добро надо вернуть законным хозяевам.
– Что же ты предлагаешь – поделить поровну и раздать?
– Экий ты непонятливый. Нужно поступать по справедливости: кто вносил в казну ханства большую дань, тот и должен получить больше! Что неясно?
Укэту догадался, что большинство нойонов и старейшин не получат из казны и обрывка верёвки. А уж про простых пастухов и говорить нечего. Если же он хочет урвать свой кусок, то ему нужно держаться этих троих. К тому же Арвед назначен решением курултая в главные воеводы созываемого ополчения. Теперь у него в руках войско. Сила!
– Да, благородный Сурга-Огул, теперь я вижу, что твои слова действительно наполнены не только мудростью, но и справедливостью.
Шумно вздохнув, Укэту поднял чашу с кумысом, остальные последовали его примеру.
– Ну, дружному табуну и стая волков не помеха!
Выпив, они снова принялись за угощение, нахваливая гостеприимного хозяина. Было уже далеко за полночь, когда оба нойона и старейшина покинули аил Сурги-Огула.
Глава 21
Верховой тайгетский верблюд под седлом мотал горбоносой головой, отгоняя назойливых мух. Кендаг палкой почесал ему спину. Верблюд фыркнул от удовольствия и потянулся жёсткими губами, к покрытой короткими острыми шипами пустынной колючке. Поводья тянулись от его взнузданной морды к широкому кожаному поясу путника, сидящему в редкой тени кустов эфедры. Человек безуспешно пытался укрыться под кустами от испепеляющих лучей солнца, которое, обжигая землю, нещадно опаляло землю.
Кендаг был огромным, внушительного роста мужчиной с широкими плечами и крепкой как у быка шеей. С головы свисала грива пепельно-седых волос. Своим обликом и одеждой он больше напоминал воина, нежели священника или монаха. Впрочем, в последние пятнадцать лет жизни ему приходилось куда больше воевать, чем возносить молитвы Мизирту Милосердному.
Его одежда также мало напоминала одеяние священнослужителя. Она состояла из доходящего до колен мелаирского халата, пошитого из толстой ткани, и таких же штанов, крашеных в синий цвет. Ноги были обуты в высокие сапоги из твёрдой кожи с каблуками и шнуровкой.
Тайгет устало вздохнул. Куда только не бросала его
