Угольное оперение черной птицы на фоне агатового неба? Огненную комету? Лик Творца средь белых перьев облаков?
А Всеслав наверняка явится снова. Заключить союз или провернуть новую хитроумную интригу?
Еще глоток. Небо как небо — и не видно ни зги. Ничего не видно. Этак фляга скоро опустеет.
В Лиаре Ирия не пила неразбавленного вина до самого восстания. Первый раз был в ночь перед казнью. Потом еще трижды — когда с дикими скандалами и угрозами требовала вернуть домой Эйду. А ночами не спала, чувствуя себя распоследней дрянью подзвездного мира. И зная, что если отступит и бросит сестру на произвол судьбы и отцовской воли — станет еще хуже. С таким на совести ходить по земле и дышать уже невозможно.
Тогда Ирия напивалась в мрачном заброшенном крыле замка. Факелы чадили, и никто не слышал подавленных, глухих рыданий. Она глотала вино вперемешку с горькими слезами и клялась, что это — в последний раз. Пусть она — дурная дочь и дурная сестра, пусть нарушила все возможные приличия и веками (тысячелетиями!) существующие законы чести. Пусть так, но это не причина стать еще хуже! Незачем падать ниже — если этим никого не спасти и не защитить.
Горчит…
К неразбавленному вину Ирия вернулась по дороге в Тенмар. Они с Ирэн передавали бутылку из рук в руки, смеялись и храбрились друг перед другом.
А потом — в замке. В логове старого волка, по никому не ведомым причинам защищавшего незваную гостью до последнего вздоха.
Что она должна разглядеть в непроглядной тьме ночного неба? То сияние на горизонте — в трех днях пути от Лютены?
Да что же с Ирией такое? То любуется тем, что незаметно другим, а то — в упор не разглядит ясно видимое всем. Ну ладно, не всем — Пьеру.
Сияние… А сейчас ничего не горит. Только черное небо плачет алыми слезами.
Чем плачет⁈ Допилась!
Алые капли сливаются в узор. Дракон… но не золотой, а багряный. Плачущий дракон посреди бесконечной тьмы. Одинокий дракон летит во мгле. Алые капли слез срываются с небосвода. И, не достигнув земли, исчезают в беззвездной вечности…
— Вы видите, баронесса, — не вопрос, а утверждение.
— Что во фляге?
— Просто вино на травах.
— На травах, значит. — В следующий раз первой Ирия из фляги пить не станет. Даже если передаст ее самый верный слуга. А то так можно и в живых не остаться.
— Вы должны были увидеть.
— Что это значит?
Человек ли он? Тот ли Пьер, что сопровождал «госпожу» в столицу? Ибо что-то такое ей уже давали… на травах. И вели загадочные беседы о потустороннем, что ей положено видеть или слышать. И драконы в небе, кстати, тоже упоминались. А еще — какие-то Четверо, давшие клятву. И Пятый, что никому не клялся, но почему-то всем теперь должен.
— Умер дорогой тебе человек, баронесса. — На «ты». Перестал даже притворяться слугой. — Слезы алые — значит, пролилась кровь. Дракон не ранен — значит, погиб тот, в ком не текла его кровь. Он плачет — значит, умерший был ему близок. В небе нет других созвездий — значит, род погибшего — не древний и не несет Силы.
— Дракон — созвездие Тенмара? А мое — какое?
На гербе Лиара — стриж, но такого созвездия нет.
— Волка и рыси. Баронесса, взгляни на небо еще раз и запомни мои слова: ты уже избрала свой путь, и поздно сворачивать. Тебе придется исполнить свой долг до конца.
— В чём мой долг?
— Ты узнаешь. Когда придет время — ты не спутаешь.
— Скажи мне, Пьер… Джек, у меня вообще был выбор?
Ветер такой теплый. Южный. Она согрелась и не заметила этого.
— Твой путь был предназначен еще до рождения, но выбор у тебя был. Всегда можно решить, идти пешком или взять лошадь, днем или ночью и что взять с собой. Или кого.
— А сейчас выбор есть?
— Уже нет. Всё давно решилось. Теперь никуда не сворачивай и не оглядывайся назад. Никогда. Впрочем…
— Что?
— Ты еще можешь умереть, — порадовал девушку добрый оборотень. — Но и посмертие бывает разным.
— А твое — такое? Это — награда или… кара?
— Страшнейшая кара.
— За что?
Молчание. И уже никого нет рядом. Только теплый ветер, ночной сад и тусклый серебристый блеск наполовину опустевшей фляги. И плачет дракон в небесной мгле. Багряный дракон Тенмара.
