Ознакомительная версия.
— Пусть приходит немедленно. Выясним, где она пропала и поедем на место.
— Так, зачем выяснять? Я знаю, — сказала Лейла.
— Мы с ней попрощались и отправились по домам, я видела, как она до угла дошла.
— Бюрократия, блин. Без заявления группа туда не поедет. И еще скажи, пусть захватит какую‑нибудь ее вещь. Лучше всего — обувь ношенную или носок нестиранный.
— Зачем?
— Должна же собака взять след. Как она, иначе, узнает, какой из следов ее.
Через некоторое время опергруппа была уже на месте. Кинолог Иванов дал понюхать ботинок своему новому псу Грому, а потом поднес к лицу, и, вроде бы, сам понюхал. Это заметила только Лейла. "Странный он, — подумала она: фетишист что ли? Есть же такие, которые прутся от ношенной обуви."
Гром взял след сразу. Иванов — тоже. Но, дойдя до угла оба его потеряли. Иванов даже прошелся туда — сюда по следу, убеждаясь, что до угла след был. Но, Даша словно бы улетела. Правда, на месте ее предполагаемого взлета лежал ржавый железный прут. И прут этот хранил слабый запах ее волос. И еще — запах пота. Мужского. Мужчина волновался и рука, держащая прут сильно вспотела. Должно быть, он давно поджидал свою жертву, потому, что здесь было много его следов. Он явно топтался на месте. А потом, по всей видимости, взял ее на руки и понес. Вполне могло оказаться, что его никто не видел — Лейла сказала, что гуляли они до пол одиннадцатого, а весной в это время уже темнеет, да и улицы здесь безлюдные.
— Пойдем‑ка, Гром, — позвал Иванов.
— Колян, ты же говорил, что потерял след.
— Нашел, выходит.
Иванов с Громом пошли по следу. Гром недоумевал. Нужного ему следа не было, а кинолог вел себя так, как будто был. Когда они завернули за угол, и опергруппа их больше не видела, Иванов объяснил собаке, какой след нужно взять. Понятливый Гром взял его быстро и они побежали. Новый пес был молодым и сильным, поэтому то, что кинолог бежит быстрее собаки, не так бросалось в глаза.
Вскоре они вернулись.
— Ну, что, Колян? — спросили его.
— Долбанные стоянки, — выругался он.
В соседней комнате звучали два голоса: мужской и женский.
— Зачем ты приволок ее сюда?!
— Думаешь, на улице надо было убить?
— С чего ты взял, что ее вообще нужно убивать?
— Ну…Ты же ее так боишься.
— Конечно, боюсь, от нее всего можно ожидать! А теперь будет еще хуже: сюда нагрянут ее сообщники и перебьют нас!
— Ну, это вряд ли, конечно…
— Ты мне не веришь?
— Почему? Верю, конечно.
— Нет, не веришь! Ничего, увидишь еще, когда они придут.
Кто‑то заглянул в комнату, потом резко захлопнул дверь.
— Еще и к батарее ее привязал! Какая банальность!
— Нет, как будто у меня варианты были! Куда я ее должен был привязать по — твоему?
— Ну, я не знаю, но все‑таки.
Женский голос показался Даше знакомым. Девушка медленно открыла глаза. Деревянный пол в редких чешуйках краски. Старая железная кровать с панцирной сеткой. Книжные полки от пола до потолка.
С тех пор, когда она в последний раз здесь была, многое изменилось. стало чисто, перестало вонять, полки теперь висели аккуратно, но квартира была все равно Ликина. Вот тут Даша и испугалась по — настоящему.
Голова болела, ноги были связаны, а руки привязаны к батарее.
"А смерть ведь говорила, что мне недолго осталось," — подумала она.
"Вон, оно как вышло. Самое поганое, что никакой надежды нет. Что ж, не больно и хотелось. Хотя, умереть от руки сумасшедшего — не лучший вариант, конечно. От этих психов можно ждать всего."
Даша прислонилась головой к стене. Голова болела. Больше всего ей сейчас хотелось подушку. И лечь удобно. И, желательно, под одеялом и дома.
Девушка подтянула колени к груди. Дома она теперь точно никогда больше не побывает, даже мертвая. Закопают где‑нибудь под корнями высокой, старой ели.
Краем глаза Даша заметила какое‑то движение. Дверь бесшумно приоткрылась и так же бесшумно закрылась. Возле двери стояла Смерть. "Ну, вот и все," — подумала Даша.
— Что, уже все? — спросила она.
— Сильно больно будет?
Смерть подошла к ней и села рядом.
— Нет, ты умрешь не сейчас. За умирающими насильственной смертью приходит Он, а не я.
— А ты здесь зачем?
— Поддержать тебя.
— Спасибо. А больно‑то будет?
— Не сильно и не долго.
— И то хорошо.
— Боишься?
— Не особенно. Только жалко умирать. Я бы пожила еще.
— Но ты можешь прожить еще долго. С нами. Ты проживешь столько, сколько никогда бы не прожила здесь.
— Хорошо, конечно, только профессия мне не нравится.
— Подумай. Время еще есть.
Смерть вышла из комнаты. За стеной раздались голоса.
— Ты видел?!
— Что?
— Женщину. Только что вышла из комнаты и прошла по коридору.
— Нет.
— Я же говорила, что скоро явятся ее сообщники. Я слышала, как она с ней говорила!
— Ни с кем она не говорила.
— Нет, говорила, я слышала!
— Ну, хочешь, я пойду, посмотрю?
Дверь на несколько секунд открылась, Даша подняла глаза, но дверь уже захлопнулась.
— Я же говорил, нет там никого, кроме нее, — донеслось с кухни.
"Чего это они так переполошились?" — подумала Даша.
"Ах, да, точно. Смерть же видят только убийцы и душевнобольные, а Лика как раз из числа последних
Интересно, меня уже ищут? Глупый вопрос, конечно. Искать‑то ищут, а вот найдут ли?"
И тут Даша вспомнила — не найдут. Или найдут, когда будет уже поздно.
Я вышла из дома, где держали Дашу. Я думала, что жалость мне не свойственна, но Дашу я именно жалела. К тому, кого видишь больше одного раза, невольно проникаешься симпатией.
На душе было тяжело. С тех самых пор, как появился Он, я не посещала людей, которым предстоит насильственная смерть. Я уже успела забыть, насколько это страшно. Хотя, страшного и в моей практике хватало: больницы, самоубийства.
Но, все‑таки, какое зверство: привязать к батарее и заставлять в страхе ждать. Он что, не мог ее сразу убить?
Никогда не питала к людям особенной любви, но после таких случаев начинаю их просто ненавидеть. Хотя, мне ли удивляться? Я видела и не такое. Никогда не понимала — так боятся меня и Его и делать все, чтобы быстрее с нами встретиться.
Я остановилась. Дашу все‑таки было жалко. Может, помочь ей? Можно, в конце концов найти человека, который меня видит, благо, таких предостаточно. Или самой вывести ее оттуда, ведь для меня не существует закрытых дверей и нет людей, способных мне противится. Но, нельзя. Я всегда прихожу только вовремя.
Ознакомительная версия.
