Джоанна ласково улыбнулась, словно при ней заговорили о любимом ребенке.
— Мы очень любим трудные задачи, — сказала она. — правда, пока не могу оценить срок ее выполнения. И соответственно назвать гонорар. Вы на такое согласны?
— Корви! — Эстер не выдержала. — Откуда вы знаете, сколько она запросит?
— Я в общем никого не заставляю.
— А если попытку проникнуть в Дом Бессмертия обнаружат? Не терпится присоединиться к самому лучшему хакеру? Зачем вам так рисковать?
— Есть причина, — Джоанна скривилась. — Но тебе я не скажу.
— Тогда почему мы должны тебе доверять? — Эстер тоже перешла на "ты" и сорвалась на крик. — Вэл… Корви… ну послушайте меня…
— Эммануэль! — резко заявила Джоанна. — Мы приступим к работе завтра. И я скинула бы вам двадцать процентов от обычной цены, если бы ее никогда сюда не привозили!
Она гордо прошествовала до двери на высоченных каблуках, лишь слегка покачнувшись. Но почему-то никто не смотрел ей вслед, кроме Эстер.
— В-в-видите ли, госпожа Ливингстон, — осторожно сказал Корви, — это в общем обычная история… сейчас на з-з-земле случается довольно часто… Пять лет назад человеку, которого она любила, досталось Право Бессмертия.
— И что?
— И ничего. Он и стал Бессмертным.
— А что, она думала, что он ради нее откажется? — Эстер внезапно запнулась.
— Легенды — это очень опасная в-в-вещь, госпожа Ливингстон. Мы совершаем поступки, не зная, чем они обернутся, если о них будут г-г-говорить. Ты что-то сделал и думаешь, что об этом н-н-никому не известно, а за твоей спиной тебя обсудили уже миллионы раз, и в-в-все по разному. Одной девушке подарили Право Бессмертия — кто знает, п-п-почему? И хотела ли она его п-п-получить? Но сколько людей на планете ей позавидовали и захотели бы оказаться на ее м-м-месте?
— Позовите мне любого из них, — Эстер стиснула руки, не замечая, как на коже проступают белые пятна, — и я с радостью поменяюсь.
— Так уже поздно, — внезапно вступил беловолосый, — все, что о вас рассказывают, уже существует отдельно. Как любое слово, любая мысль, достойная воплощения. Я их прекрасно слышу.
— Да я не хочу отдельно воплощаться! Мне ничего этого не надо, как вы не можете понять!
— А кто у тебя спрашивает? — Лафти вдруг произнес эти слова грустно, без обычного ехидства.
"И что, интересно, о нас рассказывают? Вот глупая девчонка, влюбилась по уши, и чтобы от нее отделаться, ей подарили Право? Ты ведь сам считаешь, что я по тебе схожу с ума? Ведь так?
— В этом есть что-то постыдное?
Они говорили, стоя на пороге комнаты, и рука Эстер лежала на задвижке.
— Нет! Да! Я не хочу, чтобы на меня милостиво соглашались!
— Я сам пришел к тебе, Стелла.
— Конечно, чтобы я от страсти не полезла к тебе в окно и не перебудила всех в доме! Что ты там говорил про свою репутацию? И что я все делаю не так, как тебе нравится?
— Мне не нравится, когда ты подслушиваешь то, что не предназначалось тебе, — Вэл стиснул зубы, глядя мимо нее.
— А мне не нравится, когда обо мне говорят то, что не для моих ушей. Может быть, пока я спала, вы обсудили гораздо более интимные подробности?
И тогда он отвернулся и пошел вниз по лестнице".
Эстер вскинулась на постели, еще мало что соображая, но сердце колотилось в горле. Нашаривая брошенную на полу одежду, она торопливо влезла в брюки, а куртку накинула прямо на голое тело. Ее поселили в мансарде на самом верху, и чтобы спуститься вниз, нужно было пробежать десять пролетов. Больше всего она боялась, что подвернет ногу, но на этом бы ее бег не остановился — просто замедлился. Она бы ползла, пока могла передвигаться, причем прекрасно знала куда — к стоящей за оградой ярко-красной, блестящей машине, взятой напрокат и потому непохожей на те, которые в обычной жизни предпочитал Вэл.
Он спал на заднем сиденье, откинув голову назад, и из-за ночной росы, покрывшей стекло, она не видела выражение его лица. Впрочем, это было и неважно — она все равно бы колотила в окно, пока он бы не проснулся.
Не лучший способ просыпаться среди ночи, даже если твой сон был далек от счастливого. Но глядя на встрепанную Эстер, он на самом деле испугался.
— Стелла? Что? Что случилось?
— Ты совершенно правильно меня наказал, — сказала она, тяжело дыша, — Бессмертие — это еще не самое худшее, что со мной нужно было бы сделать. За то, что я тебе наговорила.
Вэл растер руками лицо, постепенно просыпаясь, и она отчетливо видела, наклонившись к стеклу, залегшие тени под глазами и складки, выступившие возле губ. За полгода их путешествий он постарел лет на десять.
— Я бы предпочел тебя наказать по-другому, — он неожиданно улыбнулся, на мгновение вернувшись к светлому, почти мальчишескому облику, — но это низменное занятие, совсем недостойное Имеющей Право.
— Я бы хотела иметь единственное право… — больше всего на свете она боялась, что он не откроет дверцу машины. — Чтобы ты делал со мной, что тебе хочется.
Заднее сиденье машины было неудобным, и они сидели, тесно прижавшись друг к другу. Руки Вэла были на ее груди под курткой, и он вновь закрыл глаза.
— Это хорошее продолжение моего сна, — прошептал он, слегка улыбаясь. — А про его плохое начало мы забудем к утру.
— Хотя бы во сне ты можешь ответить на мой вопрос? Или… — она помедлила, — с людьми ты откровенным не бываешь?
— Ты забыла, кто я по профессии?
— Если бы тебе было можно… ты бы не принадлежал к этому Клубу пятерых… ты никогда не жалел о том, что отдал мне Право?
— Жалеть о своих поступках — совершенно бесполезное занятие. Конечно, очень печально, что ты не спешишь им воспользоваться…
— Печально? Почему?
— Ты сейчас проходила бы палубе своей яхты, надменная и прекрасная, в окружении трех-четырех мальчиков с разным цветом кожи, на выбор, и не вспоминала бы о своих переживаниях по поводу старого лживого неудачника. Ты бы радовалась жизни, Стелла, это очень тебе подходит.
— Так ты меня такой представляешь?
Даже если бы она хотела вырваться, то не могла, как не в силах никогда была оторваться от его рук, медленно очерчивающих контур ее груди.
— Почему-то для себя ты не выбрал такой жизни! Ты… совсем не боишься смерти?
— Я уверен, что это весьма неприятная штука. Но есть много вещей куда более страшных.
— Например?
— Ну, знать, что ты… уйдешь, и после тебя ничего не останется. Что ты приходил на землю напрасно.
— Большинство людей так и живут.
— Наверно, у меня слишком высокая самооценка, но я уверен, что кому много дано изначально, к тому и счет больше. Бессмертие — слишком большое искушение для человека, чтобы жить так, как ему хочется. Я бы не рискнул.
