— А тем временем, — Джэркадон наклонился к ней, — небольшой аванс. — Он протянул девушке брошь — два орла, рубины в золотой оправе. Массивная вещь, искусная работа, стоит, наверное, целое состояние.
Элоса проглотила последний кусок гребня и произнесла соответствующие случаю слова благодарности. Она знала, что Джэркадон не зря носит столько колец — короли Ранторры одаривают ими своих подданных. Но брошь дороже всех колец, вместе взятых, и потом — это женское украшение. Впрочем, у него небось карманы набиты такими «безделушками».
— Позволь-ка. — Джэркадон протянул руку. — Немного преждевременно, пожалуй, но мы это исправим… Оп-ля! Извини, дорогая, я уколол тебя? Я так неловок. Вторая попытка. — На сей раз он засунул руку в вырез ее платья и убедился, что теперь все в порядке. Проворные пальцы ощупали грудь, сосок.
Элоса снова поблагодарила короля. Казалось, это его позабавило. Она почувствовала какую-то странность, оглянулась на гостей. Они смотрели на нее совсем другими глазами. Дело не в броши, не только в ней. Король опять отличил ее, оказал ей честь?
* * *
Трапеза кончилась, король удалился, захватив с собой Элосу. Он привел ее в роскошно убранный дворик. Там уже находились трое юношей, ровесников Джэркадона, и дюжина девушек, все моложе ее. Некоторым не дашь больше четырех тысяч дней, но одеты как взрослые дамы. И у всех, подметила Элоса, точно такие броши с двумя орлами. Значит, это знак королевской дружбы и расположения, тем более что она удостоилась его при первом знакомстве. Надо поскорее разузнать у Фейсы. У Фейсы нет такой броши.
Присутствовал, конечно, и Король Тень и, конечно же, тоже в лиловато-розовом с золотом камзоле и с черной перевязью. Угрюмый молодой человек, и что за противная привычка все время громко сопеть?
Король не отходил от нее ни на шаг.
— Чем бы развлечь вас, милая Элоса? — спросил он. — Может, устроим петушиный бой? В Найнэр-Фоне бывают петушиные бои?
Нет? Да вообще-то это запрещено, но что толку быть королем, если даже нельзя нарушить какое-то дурацкое правило?
Они добрый час любовались кровавым зрелищем. Других девушек тошнило, одна вообще хлопнулась в обморок, но Элоса не дрогнула. Король смотрел с жадностью, плотоядно облизываясь.
Потом они со свитой отправились в зрительный зал, к гостям. Обилие впечатлений измотало Элосу, но она держалась; возбуждение придавало силы, это было как скачка, как полет на невидимом орле. Элоса не сомневалась, что поразила короля в самое сердце. Он пожирал ее глазами.
Она наслаждалась представлением. Никогда раньше девушка не видела профессиональных актеров и певцов. Элосе нравилось все — музыка, костюмы, исполнение. Король опять усадил ее рядом с собой в первом ряду, знакомые по обеду придворные расположились вокруг. Артисты играли прямо у ног ее. Представление давалось для узкого аристократического кружка. Король пожал ее руку, Элоса невольно вздрогнула.
Он начал поглаживать кожу кончиками пальцев.
Мальчик, с голосом высоким, как Розовые Горы, пел прекрасную арию.
— А что, подобных штук в Найнэр-Фоне, пожалуй, не показывают? — громко спросил король.
Мальчик поперхнулся, музыканты сбились с такта.
Опять ловит? Ответить шепотом? Это прозвучит как упрек.
— Нет, самое интересное там — разведение птиц, — тоже громко ответила Элоса.
Джэркадон разразился хохотом.
Теперь он водил по обнаженной коже ногтем, очень нежно, но становилось немножко неприятно.
— Во дворце все актеры — высший сорт, других не держим, — не понижая голоса, говорил Джэркадон.
— Я не судья, но, по-моему, представление отличное, — отвечала Элоса.
Артисты мужественно пытались перекричать их, придворные притихли и с ужасом наблюдали за этим издевательством. Король упорно поддерживал разговор и, не переставая, царапал Элосу. Она старалась отвечать естественно и нарочно не двигала рукой, даже не смотрела на нее. Боль все усиливалась, глаза защипало от слез.
На сцене танцевали гавот. Король перестал царапаться и приобнял Элосу за плечи. Сердце девушки выскакивало из груди — куда там гавоту!
Гавот кончился; вышли жонглеры и клоуны.
Рука Джэркадона скользнула ниже, погладила шелк на груди Элосы. Она отодвинулась.
Король зевнул и поднялся. Представление сразу же оборвалось, придворные тоже повскакали с мест.
— Мы немножко устали, — заявил Джэркадон. Он снял с пальца кольцо и вручил примадонне. — Продолжайте, развлекайте гостей. Чудесное представление! Всем оставаться в зале. Леди Элоса, мы рады видеть вас во дворце и смеем надеяться, в ближайшем будущем вы покажете побольше… то есть мы познакомимся с вами поближе.
Элоса сделала реверанс, король поцеловал ей руку и вышел. За ним последовал Король Тень. Все сели. Откуда ни возьмись появилась Фейса и тронула Элосу за локоть:
— Идем!
— Но… представление такое интересное…
Маркиза вывела ее из зала.
Старую птицу новым трюкам не обучишь.
Поговорка летунов
Орлы слетались к Найнэр-Фону.
Сколько их было? Принц Тень представления не имел. Он стоял во главе войска, но не знал его численности. Что касается людей, Сэлду удалось набрать человек триста. В основном молодые крестьянские парни, которым прискучила деревенская жизнь и хотелось чего-нибудь новенького. Многие неплохо стреляют из лука, несколько человек мечом владеют не хуже, чем серпом; а остальные — головорезы, почти одинаково опасные для друзей и для врагов. Удивительно, но немало крестьян понимали по-птичьи. Еще удивительнее, что немало птиц выучились говорить с черепашьей скоростью и могли объясниться с людьми.
Принц Тень разделил свою армию на шесть отрядов и самых надежных ребят назначил их командирами. Все было сделано наспех; вообще это временная мера, чистый блеф. Настоящее его войско — птицы; и надежда исключительно на план, который он придумал, глядя, как орел чистит себе когти. Теперь предстояло его опробовать. Если план не сработает, великая война тут же окончится, не придется даже тетиву натянуть.
Здесь, на Рэнде, он окоченел бы в легкой одежонке, которой щеголял в Фэрмоле. Даже в теплом летном костюме с меховой подкладкой, подаренном Укэрресом, и то дрожь пробирала. Сэлд с Острым Когтем парили над покрытыми льдом, лишенными растительности горами; рядом летела Ледяная Молния; втроем они, казалось, занимают все небо. Солнце слепило глаза; от разреженного воздуха болела грудь.
Но стоило приглядеться, и становилось заметно, что небо усыпано черными точками.
