— Знаешь, Тёмный, — произнесла Тим, первый раз называя его не Томом, — ты хочешь именно таким способом заниматься любовью?
— Что-то не так? — напрягся Тёмный.
— Мне тоже хочется экспериментировать. Ты можешь погрузиться мой раскалённый кратер? — спросила Тим, сладостно изгибаясь. У Тёмного, от вожделения, потекли слюнки, а Тим продолжила вопрос: — В буквальном смысле этого слова?
— В каком, каком смысле? — не понял Тёмный.
— В кратер вулкана, — объяснила Тим, и невдалеке, сотрясая окрестности, выплеснулся маленький вулкан, который тут же задымился, выплёвывая вверх мелкие камешки. Тёмный попытался представить, что он может погрузить в расплавленную гранитную массу, но сексуальная фантазия странным образом угасла.
— Значит, за чужими кобылами гоняться мы можем, а в родной вулкан прыгнуть слабо? — спросила Тим, пытаясь сдержать смех.
— Я больше не буду, — не поднимая глаза, сказал Тёмный.
— Что не будешь? — допытывалась Тим, прикрывая свои, трясущиеся от смеха, симпоты.
— За другими… кобылами, — пролепетал Тёмный, понимая, что лучшей кобылы, чем Тим, ему не найти.
В это самое время, когда Тим, изнурённая смехом, набиралась сил, Лилит направила свои крылья в сторону столицы Тартии, куда и прилетела, распугивая своим видом жителей Мокаши. Она собрала свою свору в доме под вывеской «Пакупаем души», чтобы посоветоваться с ними. Точнее, она размышляла вслух, так как советоваться с быдлом, с которым её приходилось работать, не имело никакого смысла.
— Ребёнок Тим пропал вместе с Маргиной. Вдобавок к этому пропала сама Тим и Тёмный. С Кота и его компании никакого толку, так как они, видимо, и сами не знают, где находятся пропавшие. Что же у нас остаётся? — она остановилась за спиной Веельзевула, и тому стало очень дискомфортно сидеть на стуле, отчего он поднялся и предложил: — Сядешь?
— Отчего же не сяду? Сяду! — она присела на стул, опершись на спинку, и продолжила:
— В итоге получается, что вас всех разложат в Ничто, а меня понизят до какого-нибудь мелкого беса. Те несколько душ, которые вы купили, совсем не в счет, так как такого барахла на хутинку – десяток. Расклад совсем не фартовый, неуважаемые!
Она окинула взглядом избранное общество негодяев, но кислые морды говорили о том, что их владельцы думают только о том, как бы куда-нибудь сбежать, а на то, как выбираться из данного положения им и дела нет. Вздохнув, Лилит нахмурила брови, а Змей на голове, неразлучный соглядатай Сатанаила, своим единственным взглядом внимательно разглядывал её лицо. Она знала, что он готовый в любое мгновение исполнить приказ Сатанаила и без сожаления убить Лилит. Привычка постоянно ощущать опасность, всегда стимулировала Лилит, заставляя её изощрённый ум, как орехи, колоть возникшие задачи.
— Веельзевул иди сюда, — сказала Лилит, что-то решив про себя. Огромный Веельзевул стал перед Лилит, ожидая от неё какой-нибудь подлости, а она, точно примериваясь, внимательно окинула его взглядом. То, что его собираются засунуть в какую-то дыру, Веельзевулу совсем не нравилось, но перечить Лилит – себе дороже.
— Змей, ты мне поможешь? — спросила Лилит, зная, что Змею ничего объяснять не нужно, так как сам Сатанаил ковыряется в её глифомах. Веельзевул, застыв от ужаса, неожиданно для себя превратился в карлика, а потом вовсе выпал из своего плаща, оборотившись в младенца. Гаагтунгр засмеялся, а Веельзевул завопил детским голосом:
— Тысяча чертей, Лилит, я на такое не подписывался?!
— Если ты, падла вонючая, хотя бы на мгновение потеряешь облик младенца, Змей тебя тут же убьет, — промолвила Лилит, а змей на её голове угрожающе зашипел и потянулся прямо к лицу Веельзевула, обнажая два острых смертельные зуба в открывшейся пасти. Гаагтунгр, получив от Лилит кончиком её хвоста, тут же умылся черной кровью и заткнулся, подумав, что и его превратят младенца, а Лилит взяла Веельзевула и прижала его к груди.
— Тебя зовут Лури, — сказала она, подавая ему грудь. Небритый младенец с вожделением присосался к её груди, а она, почувствовав колючую щетину, попросила:
— Змей, помоги.
Змей плюнул на лицо младенца и его липкая слюна мгновенно присохла. Лилит протянула руку, и Веельзевул подумал, что она хочет погладить его по лицу. Вместо этого, Лилит резким движением отодрала слюну вместе со щетиной. Веельзевул заорал и заплакал, захлёбываясь голосом.
— Запоминай, как нужно плакать, не то Змей оторвёт и всё остальное, — сказала Лилит, рассматривая писюн Веельзевула, который выглядел совсем не по-детски. Она содрала простынь с кровати и спеленала Веельзевула. Потом сунула ему в пасть тряпочку, на которую предварительно плюнул Змей. Веельзевул судорожно пососал импровизированную соску и тут же закрыл глаза. Лилит, прошептав ему: «Спи!» — повернулась к Гаагтунгру. Окинув его таким взглядом, что он предпочёл бы провалиться в землю, она наказала:
— Будешь его баюкать и присматривать за ним. Если с младенца упадет, хотя бы, один волос… — она сделала долгую паузу и прошипела: — Ты знаешь, что будет!?
Гаагтунгр, потемнев мордой, взял младенца на руки и принялся бормотать какую-то песню. Лилит, прислушавшись, как он своим грубым голосом выводит: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, й бутылка рому! Пей, дьявол тебя доведет до конца, йо-хо-хо, й бутылка рому…» — чуть не рассмеялась, но сохранила лицо и сказала, обращаясь к молчавшему Самаэлю: — Милый, распусти слух, что мы нашли Лури, младенца Тим.
— Слушаюсь, моя королева, — произнёс Самаэль, сделав в сторону Лилит реверанс. Она почти что с любовью, для тех, кто её не знал, погладила мужа по голове и чмокнула в щеку, а потом, зажав свой длинный хвост, как метлу, вылетела в открытое окно.
***
Приход Слепого и Секлеции оказался неожиданным. Вначале открылась дверь, и показался Гаврош, который, увидев перебинтованных братьев Гай, крикнул им, улыбаясь на всё лицо: — Драсте!
Братья Гай тоже заулыбались, причём некоторым улыбка далась очень болезненно, так как Гаагтунгр и Веельзевул многим сломали челюсти. Уолл успел заживить многие раны и стал для братьев вроде как брат, а Мэриэнелла, разминаясь с ним в узких местах, очень недвусмысленно намекала на родственную связь.
Потом дверь отворилась шире и зашла Секлеция, а за ней показался Слепой. Волна некоторого смущения и скрытой агрессии самцов к Слепому, не помешала всем поздороваться, а Эйсинора, давно уже чувствующая себя хозяйкой во дворце Уолла, любезно пригласила гостей войти и присесть на кожаном диване у камина. Возле него, вытянувшись во всю длину, лежал Мо, на которого с опаской покосилась Секлеция. Гаврош сразу и по-свойски погладил огромного кота, а потом и вовсе оседлал, запустив ладошки в густую рыжую гриву. После нескольких слов о погоде и всяких городских сплетнях, Слепой, обращаясь, почему-то, к Коту, сообщил:
