Сильные лапы толкнули в грудь, под тяжестью зверя Том повалился на спину. Плечо обожгла резкая всепроникающая боль. Чей‑то душераздирающий крик ворвался в уши, кровь в жилах похолодела. Том с ужасом осознал, что это кричит он сам, горло саднило, словно туда залили расплавленный металл. Потом темнота заволокла все вокруг, хлынула под закрытые веки, растворяясь по всему телу.
***В темноте он попытался нащупать одеяло, чтобы хоть как‑то согреться, но пальцы не нашли ничего кроме пустоты, пугающей сильнее, чем самый лютый холод. На короткий миг ему показалось, что слышит отдаленные голоса, удрученный мужской и взволнованный женский.
— …уму не постижимо! Гытрашу[8] все‑таки удалось его оцарапать. Это Ваше упущение, Армандо. Неужели Вы не могли предупредить учеников о тварях Запретного леса. А мне теперь приходиться лечить больного с ранами, которые оставил всего лишь бесплотный призрак. И хуже всего то, что раны глубокие, наверняка останутся шрамы.
— Да что шрамы… выжил бы.
— Вы меня оскорбляете, Армандо! Я и не такие раны залечивала, – вспылила женщина, помолчав, добавила надтреснутым голосом: – Но нужно время… много времени.
А потом все смешалось вновь, голоса понемногу стихли, отгородились завесой безмолвия.
ГЛАВА 10: Больничное крыло
Скромные солнечные лучи осторожно, словно боялись, что их заметят и зашторят окно, протянулись от подоконника к противоположной стене, наискось расчертили помещение золотыми полосами. В этом воздушном золоте кружатся и парят крохотные пылинки, тщетно оттягивают момент падения. Здесь тихо, как будто за окном погожий весенний денек, а не яростный северный ветер, что не затихает ни на минуту вот уже третьи сутки. Ветер напористо пригибает к земле даже самые гордые и непокорные деревья, заносчиво взвывает, когда удается вырвать с корнем молодое, неокрепшее деревце.
Но ветер там, за окном, а здесь, в кабинете Зельеварения, все иначе. На длинных столах замерли колбы, мерные весы, ложки с длинными ручками, котлы, смиренно ждут часа, когда ученики примутся терзать их, изготавливая новые, неведомые даже самым мудрым учебникам зелья.
Большая стрелка старомодных часов натужно скрипнула, будто крохотное копье, нацелилась на тощую единицу, в то время как ее младшая сестра упорно старалась дотянуться до пузатой двойки.
Дамблдор отстранил от губ чашку с горячим чаем, довольно причмокнул, аромат свежего молока приятно дразнил ноздри. В дверь негромко постучали, отлично смазанные петли даже не скрипнули.
— Войдите, – отозвался Дамблдор запоздало. На лице отразилось крайнее изумление: – Ньют? Чем обязан?
В кабинет неслышно вошел Ньют Слиппери, неуютно повел худыми плечами, словно безмятежность кабинета Дамблдора была ему крайне неприятна. Потому‑то и заходил сюда крайне редко. Тощие пальцы машинально поправили и без того безупречно прилизанные волосы, пенсне мимолетно блеснуло, но с места Слиппери не тронулся.
Дамблдор первым нарушил неловкое молчание, пригласил вежливым жестом.
— Желаешь разделить со мной чайную трапезу, Ньют?
Обычно вкрадчивый голос Слиппери прозвучал непривычно пронзительно и нервно:
— Да, благодарю. Весьма любезно с твоей стороны, ведь я с самого завтрака не мог присесть отдохнуть. Столько всего…
Дамблдор с тревогой оглядел коллегу, пальцы которого не находили покоя, скользили по складкам мареновой мантии, а глаза потеряно блуждали по обстановке кабинета.
— Странно как‑то, Альбус, – улыбнулся Слиппери вскользь, – видеть тебя среди этих… котлов и прочих атрибутов Зельеварения.
Дамблдор развел руками, вздохнул:
— И мне странно. Но думаю, что двумя годами все и ограничится: к следующему первому сентября Гораций обещал вернуться, чему я, признаюсь, очень рад. Не мое это место.
— Я слышал, Свитч уже подыскал себе новое место работы. Что‑то с маглами или сквибами, если мне не изменяет память?
— Тебе память никогда не изменяет, Ньют. Министерство уже пятый год разрабатывает этот проект, сквибы довольны – наконец‑то и для них нашлось занятие, а такие волшебники, как Эмерик, в их рядах для министерских на вес галлеона. Я бы и сам присоединился, но и здесь дел хватает…
— О, Альбус, – неожиданно спохватился Слиппери, – надеюсь, я не отрываю тебя от важных дел?
— Нет, сейчас у меня свободная минутка, – ответил Дамблдор, разливая чай по чашкам. Спросил осторожно: – Что‑то с гриффиндорцами?
Слиппери бросил на него странный взгляд, осторожно принял чашку с ароматным напитком, большегубый рот растянулся в неловкой улыбке.
— О, нет–нет. Скорее со слизеринцами… вернее, с одним из них. Полагаю, ты слышал о Реддле?
Дамблдор тоже улыбнулся, но в отличие от коллеги, душевно и с некоторой толикой снисхождения.
— В стенах школы нет ни одного портрета, что не слышал бы об этом.
— Да, конечно… – покивал Слиппери, щека при этом нервно дернулась. Выпрямленная спина и задумчивый взгляд выдавали крайнюю напряженность, Слиппери сбивчиво продолжал: – Догадки, предположения, сплетни… но я пришел говорить не об этом. Луиза старательно ищет лекарство от недугов мальчика, она и попросила меня отыскать некоторые… ингредиенты, которых не бывает на прилавках… обычных аптек. Ты понимаешь, о чем я, Альбус?
Дамблдор поднес чашку к губам, чтобы скрыть очередную улыбку, вынуждено опустил лукавый взгляд на кипу книг на столе.
— Думаю, что да. Ты нашел то, о чем просила Луиза?
— Не так много, как хотелось бы, но все же лучше, чем ничего, – пробормотал Слиппери монотонно. Постукивая каблуками, бросал на несообразительного коллегу все более требовательные взгляды, наконец, произнес с нажимом: – К сожалению, у меня уже начался урок, а Луиза просила незамедлительно…
Глаза Дамблдора, будто только этих слов и ждали, внимательно ощупали лицо коллеги, внезапную тишину нарушил его успокаивающий голос:
— Сейчас у меня нет занятий, Ньют. Если хочешь, я отнесу это Луизе?
— Правда? – изобразил удивление Слиппери, сложил ладони в благодарном жесте. – Тебя не затруднит? Я бы не хотел…
Дамблдор лишь великодушно отмахнулся.
— Ну что ты, Ньют. Я уже давно собирался наведаться в Больничное крыло, спина, знаешь ли, стала беспокоить в ветреную погоду, а тут такой удачный повод…
Слиппери с трудом скрывая радость, что избавился от компрометирующего предприятия, поспешно раскланялся. Его нетронутый чай медленно остывал под задумчивым взглядом Дамблдора. Тут же стояла оставленная коллегой небольшая шкатулка, от нее вился едва различимый запах с примесью мускатного ореха и плесени.
Дамблдор все так же неторопливо допил чай, и только тогда поднялся из‑за стола, захватив шкатулку, направился к двери.
